Господа Головлевы - [5]

Of the oldest son and the daughter she did not even like to speak; toward the youngest son she was indifferent. It was only for the middle one, Porfisha, that she cherished any feeling at all, a feeling not of love, but of something very akin to fear.	О старшем ныне и об дочери она даже говорить не любила; к младшему сыну была более или менее равнодушна и только среднего, Порфишу, не то чтоб любила, а словно побаивалась.
Stepan Vladimirych, the oldest son, passed in the family by the name of Simple Simon, or The Saucebox.	Степан Владимирыч, старший сын, об котором преимущественно идет речь в настоящем рассказе, слыл в семействе под именем Степки-балбеса и Степки-озорника.
He was very young when he was put into the class of "horrid creatures," and from childhood up played the r?le of half pariah, half clown.	Он очень рано попал в число "постылых" и с детских лет играл в доме роль не то парии, не то шута.
Unfortunately he was a bright child, susceptible to the impressions of his environment.	К несчастию, это был даровитый малый, слишком охотно и быстро воспринимавший впечатления, которые вырабатывала окружающая среда.
From his father he inherited an irresistible inclination to play tricks, from his mother the ability to divine the weak sides of people's natures.	От отца он перенял неистощимую проказливость, от матери - способность быстро угадывать слабые стороны людей.
The first characteristic soon made him his father's favorite, which still further intensified his mother's dislike of him.	Благодаря первому качеству, он скоро сделался любимцем отца, что еще больше усилило нелюбовь к нему матери.
Often when the mother was absent on business, the father and the boy would betake themselves into the study adorned with the portrait of Barkov, read ribald poems, and gossip, the chief butt of their raillery being the "hag," that is to say, Arina Petrovna.	Часто, во время отлучек Арины Петровны по хозяйству, отец и подросток-сын удалялись в кабинет, украшенный портретом Баркова, читали стихи вольного содержания и судачили, причем в особенности доставалось "ведьме", то есть Арине Петровне.
The "hag," instinctively divining their occupation, would drive up to the front steps very quietly, then tiptoe to the study door and listen to their fun-making.	Но "ведьма" словно чутьем угадывала их занятия; неслышно подъезжала она к крыльцу, подходила на цыпочках к кабинетной двери и подслушивала веселые речи.
The murderous punishment of Simple Simon followed swift and cruel.	Затем следовало немедленное и жестокое избиение Степки-балбеса.
But Stiopka was not subdued. He was impervious either to blows or to admonitions, and in half an hour was back again at his tricks.	Но Степка не унимался; он был нечувствителен ни к побоям, ни к увещаниям и через полчаса опять принимался куролесить.

He would cut up Aniutka's, the servant girl's, scarf, or he would stick flies into Vasiutka's mouth while he slept, or he would run into the kitchen and carry off a cake (Arina Petrovna kept her children half hungry), which he always divided with his brothers.	То косынку у девки Анютки изрежет в куски, то сонной Васютке мух в рот напустит, то заберется на кухню и стянет там пирог (Арина Петровна, из экономии, держала детей впроголодь), который, впрочем, тут же разделит с братьями.
"You ought to be killed," his mother said. "I'll kill you, and I won't have to answer for it either.	- Убить тебя надо! - постоянно твердила ему Арина Петровна, - убью - и не отвечу!
Even God won't punish me for it."	И царь меня не накажет за это!
This humiliation, constantly put upon a nature soft, yielding and forgetful, did not remain without its effect.	Такое постоянное принижение, встречая почву мягкую, легко забывающую, не прошло даром.
It did not embitter him, nor did it make him rebellious. It made him servile, disposed to buffoonery, with no sense of the fitness of things, and devoid of all foresight and prudence.	Оно имело в результате не озлобление, не протест, а образовало характер рабский, повадливый до буффонства, не знающий чувства меры и лишенный всякой предусмотрительности.
Such natures yield to all influences and may become almost anything-drunkards, beggars, buffoons, even criminals.	Такие личности охотно поддаются всякому влиянию и могут сделаться чем угодно: пропойцами, попрошайками, шутами и даже преступниками.
At the age of twenty Stepan Golovliov graduated from the gymnasium in Moscow and entered the university.	Двадцати лет, Степан Головлев кончил курс в одной из московских гимназий и поступил в университет.
But his student's life was a bitter one.	Но студенчество его было горькое.
In the first place, his mother gave him just enough money to keep him from dying of hunger. Secondly, he did not show the least inclination to work. Instead, he developed an accursed talent, which expressed itself chiefly in mimickry. And he suffered from a desire for constant companionship. He hated to be alone a single instant.	Во-первых, мать давала ему денег ровно столько, сколько требовалось, чтоб не пропасть с голода; во-вторых, в нем не оказывалось ни малейшего позыва к труду, а взамен того гнездилась проклятая талантливость, выражавшаяся преимущественно в способности к передразниванью; в-третьих, он постоянно страдал потребностью общества и ни на минуту не мог оставаться наедине с самим собой.