Господа Головлевы - [4]

The husband called the wife a "hag" and a "devil"; the wife called the husband a "windmill" and a "balalaika without strings."	Муж называл жену "ведьмою" и "чертом", жена называла мужа - "ветряною мельницей" и "бесструнной балалайкой".
They lived together in this way for more than forty years, and it never occurred to either of them that there was anything unnatural in such a life.	Находясь в таких отношениях, они пользовались совместною жизнью в продолжение с лишком сорока лет, и никогда ни тому, ни другой не приходило в голову, чтобы подобная жизнь заключала в себе что-либо противоестественное.
Time did not diminish Vladimir Mikhailych's quarrelsomeness; on the contrary, it took on a still sharper edge.	С течением времени озорливость Владимира Михайлыча не только не уменьшилась, но даже приобрела еще более злостный характер.

Apart from the poetical exercising in Barkov's spirit that he did, he began to drink and to lie in wait eagerly for the servant girls in the corridors.	Независимо от стихотворных упражнений в барковском духе, он начал попивать и охотно подкарауливал в коридоре горничных девок.
At first Arina Petrovna looked on this new occupation of her husband's with repugnance. She even got wrought up over it, not so much from jealousy as that she felt it to be an interference with her authority. After a while, however, she shrugged her shoulders, and merely watched out that the "dirty wenches" should not fetch brandy for their master.	Сначала Арина Петровна отнеслась к этому новому занятию своего мужа брезгливо и даже с волнением (в котором, однако ж, больше играла роль привычка властности, нежели прямая ревность), но потом махнула рукой и наблюдала только за тем, чтоб девки-поганки не носили барину ерофеича.
From that time on, having said to herself once for all that her husband was not a companion, she directed her efforts exclusively to one object, the building up of the estate. And in the forty years of her married life she actually succeeded in multiplying her property tenfold.	С тех пор, сказавши себе раз навсегда, что муж ей не товарищ, она все внимание свое устремила исключительно на один предмет: на округление головлевского имения, и действительно, в течение сорокалетней супружеской жизни, успела удесятерить свое состояние.
With astonishing patience and acumen she kept her eye on the near and distant villages, found out in secret ways the relations that existed between the neighboring landowners and the board of trustees, and always appeared at the auctions like snow on the head.	С изумительным терпением и зоркостью подкарауливала она дальние и ближние деревни, разузнавала по секрету об отношениях их владельцев к опекунскому совету и всегда, как снег на голову, являлась на аукционах.
In this fantastic hunt for new acquisitions Vladimir Mikhailych receded more and more into the background, turned seedy and at last dropped out of social life completely.	В круговороте этой фанатической погони за благоприобретением Владимир Михайлыч все дальше и дальше уходил на задний план, а наконец и совсем одичал.
He was now a decrepit old man already, keeping his bed almost the whole time. On the rare occasions that he left his room it was only to stick his head through the half-open door of his wife's bedroom and shout:	В минуту, когда начинается этот рассказ, это был уже дряхлый старик, который почти не оставлял постели, а ежели изредка и выходил из спальной, то единственно для того, чтоб просунуть голову в полурастворенную дверь жениной комнаты, крикнуть:
"Devil!" After which he would go back and close himself up in his own room again.	"Черт!" - и опять скрыться.
Arina Petrovna was not much happier in her children.	Немного более счастлива была Арина Петровна и в детях.
She was of a celibate nature, so to speak, independent and self-sufficient, and her children were nothing to her but a useless burden.	У нее была слишком независимая, так сказать, холостая натура, чтобы она могла видеть в детях что-нибудь, кроме лишней обузы.
The only times when she breathed freely was when she was alone with her accounts and her household affairs, and when no one interfered with her business talks with her managers, stewards, housekeepers, and so on.	Она только тогда дышала свободно, когда была одна со своими счетами и хозяйственными предприятиями, когда никто не мешал ее деловым разговорам с бурмистрами, старостами, ключницами и т. д.

In her eyes, children were one of the preordained things in life that she felt she had no right to protest against. Nevertheless they did not touch a single chord in her inner being, which was given over wholly to the numberless details of the household.	В ее глазах дети были одною из тех фаталистических жизненных обстановок, против совокупности которых она не считала себя вправе протестовать, но которые тем не менее не затрогивали ни одной струны ее внутреннего существа, всецело отдавшегося бесчисленным подробностям жизнестроительства.
There were four children, one daughter and three sons.	Детей было четверо: три сына и дочь.