Горячий шоколад на троих - [37]

Этот шоколад был приготовлен, как в старые добрые времена.

В молчаливой молитве Гертрудис попросила Боженьку даровать Тите долгих лет жизни, дабы сохранялось кулинарное искусство семьи Де ла Гарса. Ни она сама, ни Росаура не знали рецептов, так что со смертью Титы эта часть семейного наследия должна была безвозвратно кануть в Лету. Пообедав, компания перебралась в гостиную, где начались танцы. Комнату ярко освещало множество свечей. Хуан поразил гостей игрой на гитаре, гармонике и аккордеоне, а Гертрудис каблучками отбивала ритм исполняемых им песен.

Из глубины гостиной Тита с гордостью смотрела, как любопытные гости, обступив сестру, забрасывают ее вопросами о революции. Попыхивая сигареткой, Гертрудис непринужденно рассказывала удивительные истории о битвах, в которых ей довелось участвовать. Присутствующие раскрыли рты от изумления, когда она поведала им, как командовала первым в своей жизни расстрелом. Но как только заиграла полька «Иезуит в Чиуауа»[17] в мастерском исполнении Хуана, она, отбросив излишнюю серьезность, пустилась в пляс, причем так лихо, что юбка у нее задиралась чуть ли не до колен.

Кое-кто из присутствующих дам не смог удержаться от ехидных комментариев.

— Бог весть откуда у Гертрудис взялось чувство ритма. Мама не любила танцевать, да и папа, говорят, тоже плясал как корова на льду, — прошептала Росаура на ухо Тите.

Та в ответ только пожала плечами. Она-то прекрасно знала, от кого Гертрудис унаследовала чувство ритма и прочие способности. Эту тайну она поклялась унести с собой в могилу, но слова не сдержала. Так уж получилось, что первенец у Гертрудис родился с кожей шоколадного цвета. Хуан рассвирепел и грозился бросить ее, он думал, что жена принялась за старое. И тогда Тита, чтобы спасти их брак, призналась во всем. К счастью, она не осмелилась сжечь письма матери, в которых раскрывалось «темное происхождение» Гертрудис, так что они подтвердили невиновность сестры.

В любом случае для Хуана это было ударом, но по крайней мере они не расстались, и жизнь давала им больше поводов для радости, чем для ссор. А Титу беспокоило, что она как-то уж слишком много знает — и о происхождении Гертрудис, и о том, почему трещит по швам брак Росауры, и о том, чьего ребенка носит под сердцем. Чего она не знала — так это, как ей выбираться из сложившегося положения, а ничто не имело сейчас большего значения. Она надеялась, что Гертрудис останется на ранчо, выслушает ее и поможет советом. Ченча же, напротив, всеми фибрами души желала, чтобы Гертрудис как можно скорей убралась. Это из-за нее и ее воинства Ченче, вместо того чтобы наслаждаться праздником, пришлось накрывать стол и варить шоколад еще на полсотни прожорливых ртов.

Продолжение следует…

Рецепт десятый:

гренки на сливках

Глава X Октябрь

Гренки на сливках

ИНГРЕДИЕНТЫ:

1 чашка сливок;

6 яиц;

корица;

сироп.

Способ приготовления

Разбить яйца, отделить белок от желтка. Шесть желтков взбить, влив чашку сливок, до однородной массы, которую затем перелить в кастрюльку, предварительно смазанную маслом. Высота жидкости не должна превышать одного пальца. Поставить на медленный огонь и дождаться, пока масса загустеет.

Тита готовила гренки по просьбе Гертрудис — это было любимое лакомство сестры. Давно уже она не ела эти гренки и очень хотела отведать их перед отъездом, который намечался на следующий день. Она и так провела на ранчо целую неделю, гораздо дольше, чем планировала. Смазывая кастрюльку, в которую Тита должна была вылить взбитые сливки с желтками, Гертрудис без умолку болтала. Ей так много нужно было рассказать, что, наверное, не хватило бы и месяца. Тита слушала ее с большим интересом и вместе с тем побаивалась, что Гертрудис остановится. Ведь тогда настанет ее черед говорить. У Титы оставался всего день, чтобы рассказать Гертрудис о своей проблеме, и, хотя ей страшно хотелось открыть перед сестрой душу, она не знала, как та отреагирует на ее признание. Пребывание Гертрудис и ее отряда на ранчо не только не утомило Титу, но и дало ей неожиданную передышку.

При таком количестве посторонних глаз Педро даже не пытался ни заговорить с Титой, ни тем более затащить ее в темную комнату. Это успокаивало Титу, поскольку к разговору с ним она была не готова. Сперва требовалось решить, что ей делать с беременностью, и выбор предстоял непростой. На одной чаше весов — их с Педро счастье, на другой — благополучие сестры. Росаура не обладала сильным характером, репутация в обществе значила для нее все, и она по-прежнему оставалась дурно пахнущей толстухой. Средства Титы оказались бессильны. Что произойдет, если Педро ее бросит? Что станет с Росаурой? А с малышкой Эсперансой?

— Я, верно, утомила тебя своей болтовней?

— Нет, конечно, нет, Гертрудис, что ты такое говоришь?

— Да то и говорю, что вид у тебя отсутствующий. Это все из-за Педро, да?

— Да.

— Если ты любишь его, зачем выходишь замуж за Джона?

— Уже не выхожу, не могу этого сделать.

Тита обняла Гертрудис и тихо зарыдала у нее на плече. Гертрудис ласково гладила ее по голове, не забывая посматривать через плечо на плиту, где поспевали гренки. Ей будет жалко до слез, если она их не попробует. И когда они чуть было не начали подгорать, она мягко отстранила Титу и сказала: