Горячие сердца - [22]

Туг все с облегчением: увидели, как одно незначительное на первый взгляд движение Гастелло заставило расправиться насупленные брови начальника ВВС. Прежде чем перекинуть ноги через борт кабины, Николай несколько раз сильно стукнул каблук о каблук. Он стряхивал с сапог песок.

Внимательный взгляд Баранова отметил эту деталь.

Чем дальше, тем светлее становилось лицо Баранова. Полет этого выпускника доставлял ему очевидное удовольствие.

Высоко в воздухе короткие крылья истребителя сверкнули острыми вспышками в чистом ранверсмане[11].

Баранов, не оборачиваясь, через плечо, спросил начальника школы:

— Куда выпускаете?

— Хотел отдать ему лучшую истребительную вакансию.

Но едва начальник школы успел договорить, как все увидели, что, делая двойной переворот, истребитель сорвался в штопор.

Лицо Баранова снова потемнело. Значит, и этот хваленый «лучший» далеко не так хорош...

А самолет штопорил. Один виток, второй...

До земли оставалось уже не так много. Инструкция на этот счет была ясна — парашют.

Все глаза были устремлены на штопорящий самолет.

Напряженное молчание нарушил сердитый голос Баранова:

— Нуте-с, он боится парашюта... ваш «лучший»?

Начальник школы молчал. За него ответил комиссар:

— Не в характере Гастелло бояться.

— Кажется, зря ручаетесь, — проговорил Баранов, не отрывая взгляда от самолета.

Кое-кто из стоявших на аэродроме уже перевел взгляд со штопорящего истребителя на приблизившийся к летному полю санитарный автомобиль.

В следующее мгновение те, кому не хотелось видеть неизбежную гибель товарища, отвернулись или зажмурились.

Однако ни через секунду, ни через две они не услышали характерного звенящего хруста, с которым врезается в землю самолет. Не было слышно и взрыва воспламенившихся баков. Только свистели расчалки и шуршал воздух, рассекаемый винтом.

Николай точным движением вывел машину из штопора и безукоризненно посадил ее рядом с «Т».

Пока он вылезал из кабины и, твердым шагом подойдя к Баранову, докладывал о полете, никто не проронил ни звука. Слишком велико было напряжение.

Николай закончил рапорт и отнял руку от пилотки.

Баранов спокойно, словно ничего не произошло, спросил:

— Побоялись выпрыгнуть?

Николай посмотрел на него с недоумением и промолчал.

— Нуте-с, почему не воспользовались парашютом? — переспросил Баранов.

— Я забыл доложить вам перед вылетом, что совершу посадку по-чкаловски.

Теперь с таким же недоумением посмотрел на него Баранов:

— Вы знаете Чкалова?

— Лично не знаком, но...

Николаю очень хотелось рассказать, как высоко он ставит свой идеал — Чкалова, как хочет подражать ему. Но не мог же он, в самом деле, исповедоваться тут, перед этим суровым человеком, к тому же приехавшим сюда вовсе не для того, чтобы выслушивать излияния всяких мечтателей!

— Нуте-с?

— ...но я слежу за его работой.

— И знаете об этой его посадке?

— Да.

— И могли бы ее повторить?

— Да.

Баранов смерил его небольшую фигуру оценивающим взглядом.

— Ваши начальники прочат вас в Отдельную истребительную, но я хочу предложить вам другое: хотите в школу воздушного боя?

На лицах присутствующих появилась улыбка. Такое предложение было беспримерным. Со школьной скамьи попасть туда, куда берут только испытанных истребителей! Вот будет отличная рекомендация для молодой Луганской школы!

Начальник школы приосанился и многозначительно посмотрел на комиссара. Тот улыбнулся. А Николай смущенно глядел на носки своих ярко начищенных сапог.

— Нуте-с? — нетерпеливо проговорил Баранов.

— Я бы не хотел ни туда, ни сюда.

— Вот как?

— Моя мечта — тяжелая авиация, большие корабли.

Лица окружающих разочарованно вытянулись: ему предложили то, о чем, могут только мечтать лучшие из лучших, а он!..

Но, вероятно, Баранов правильно понял, что творилось в душе молодого летчика, и верно оценил блеск его серьезных глаз.

— Вам видней. Будь по-вашему: я пошлю вас в тяжелую авиацию. Но... — Баранов помедлил и с особенным ударением сказал: — имейте в виду: каждый тяжелый корабль — на вес золота. Мое условие останется в силе: первая авария — и я спишу вас из ВВС... Нуте-с?

Николай не опустил взгляда:

— Надеюсь долго служить летчиком, товарищ член Реввоенсовета.

Строй марширующих выпускников был уже далеко, когда смотревший им вслед Баранов пошел к своему «Р-6».

Баранов уже поставил было ногу на стремянку, но вдруг обернулся к начальнику школы:

— Я собираю в Москве слет отличников боевой подготовки. Как вы думаете, этот Гастелло... не подведет?

— Мы в нем уверены.

— Пришлите его на слет.

— Есть.

— Потом направим его в тяжелую часть.

Начальник школы молчал.

— Нуте-с?

Начальник школы ответил вздохом. Ему было жалко отдавать в бомбардировочную орленка, родившегося с крыльями истребителя. Но возражать Баранову не приходилось.

— Есть, — ответил он и еще раз вздохнул.

Баранов понял и улыбнулся. Он протянул на прощанье руку:

— Не тужите. Их будут тысячи.

...«Р-6» давно исчез в белесоватой дымке, а Николай все стоял, никем не замечаемый, на краю аэродромного поля и смотрел вслед самолету Баранова. Он никак не мог решить: правильно ли он поступил, не напомнив начальнику Воздушных Сил о том, что они уже встречались? Может быть, он должен был Баранову даже сказать, что является чем-то вроде его крестника?.. Или не должен был?.. Нет, пожалуй, он поступил верно.