Горячие сердца - [21]

— Хотел бы я посмотреть на этого человека, когда он будет командиром, — сказал как-то начальник школы.

— Скоро увидим, — ответил комиссар.

До выпуска оставалось всего несколько дней.

Это был первый выпуск Луганской школы. Из Москвы прилетел начальник Военно-Воздушных Сил Красной Армии Баранов. Высокий, худой, с сухим носатым лицом, обветренным в частых полетах, он медленно проходил вдоль строя выпускников, испытующе вглядываясь в их лица маленькими серо-голубыми глазами. Это был человек, горячо любивший порученное ему дело, беззаветно преданный партии.

Баранов знал, в какое трудное и сложное время принимает в ряды воздушного флота этот новый отряд воздушных бойцов. Тучи на международном горизонте опять сгущались.

Как старый большевик и умный политик, Баранов понимал, что причин для беспокойства у воротил капиталистического мира было, действительно, достаточно. Они на деле убеждались в том, что чем дальше, тем крепче становится на ноги Советский Союз, растут во всем мире симпатии к коммунистам.

Все, что было в мире реакционного и антидемократического, пришло в движение. Силы реакции спешили расправиться с проявлениями демократии в своих странах, спешили подготовить плацдарм для агрессивных авантюр у восточных и западных границ СССР.

Всякий советский гражданин понимал, что в таких обстоятельствах ни на минуту не может быть ослаблено внимание к строительству вооруженных сил СССР.

В коротких и ясных выражениях охарактеризовав обстановку, в которой молодые летчики получали путевку в военную жизнь, Баранов сказал:

— Знаю: вам было нелегко. Нагрузка была порядочная. Не стану вас успокаивать, будто теперь, с окончанием учебы, вам станет легче. Отдыхать некогда. Иногда спрашивают, нельзя ли несколько замедлить темп, придержать движение. Нет, нельзя, товарищи! Нельзя снижать темпы!.. Задержать темпы — это значит отстать. А отсталых бьют. — Баранов оглядел шеренгу завтрашних командиров: —Я не спрашиваю вас, устал ли кто-нибудь, хочет ли отдохнуть. Не спрашиваю потому, что знаю: среди вас, партийных и непартийных большевиков, нет ни одного, который хотел бы быть битым.

Секунда молчания перед новой фразой дала возможность прорваться овации слушателей.

Когда овация утихла, Баранов сказал:

— Теперь поглядим, как вас научили летать. Нуте-с...

Как водится, начальство приберегало лучших выпускников к концу демонстрации полетов. Кому же не хочется похвастаться своими птенцами!

Баранов, отлично знавший летное дело и сам научившийся летать, когда партия послала его в ВВС, недоверчиво поглядывал на полеты. Он делал замечания, редко содержавшие больше двух-трех слов, но всегда меткие и верные.

Неточные посадки двух выпускников заставили Баранова густо покраснеть. Вот очередной выпускник, заложив вираж, потерял скорость и сорвался в штопор. Маленькие глаза Баранова сощурились еще больше, и он коротко бросил:

— Сундук!

Это был очевидный позор. И не только для незадачливого курсанта, но и для всей школы.

По рядам стоявших внизу товарищей неудачника пробежал ропот. Было ясно: на ласковую встречу ему рассчитывать не придется.

В воздух пошли последние выпускники. Это были лучшие. Их выпустили уже не на учебных, а на тренировочных самолетах.

В те годы тренировочными самолетами были снятые с вооружения строевых частей ВВС машины иностранных типов. Среди них — истребитель «Фоккер Д-XI» и «Фоккер Д-XIII». На смену им становились в строй первые отечественные образцы конструкторов Николая Поликарпова, Дмитрия Григоровича, Андрея Туполева. На них летали инструкторы и изредка — лучшие из лучших курсантов. Машины еще не изжили своих «детских болезней» и, как правило, отличались строгостью управления. Эти машины были «трудными».

— Это наш лучший курсант, товарищ член Реввоенсовета, — сказал комиссар. — Разрешите вам его представить?

Баранов хмуро кивнул. Не расправляя сошедшихся бровей, он смотрел в лицо подошедшему Николаю.

— Тоже на «Фоккере» хотите? — спросил он.

— Прошу разрешения лететь на «И-5», — ответил Николай.

Баранов несколько мгновений удивленно смотрел на Николая. Потом спросил:

— Почему?

— Я — советский летчик, зачем мне иностранный самолет?

Лицо Баранова выразило еще большее удивление. Он покосился на замерших от неожиданности начальников Николая. Ухмыльнулся.

Улыбка была нечастым гостем на лице Баранова. Но когда он улыбался, не могли не улыбаться и окружающие.

— Нуте-с... — обернулся Баранов к Николаю, — выходит, вы держитесь иного мнения... чем я?

Видя, что Николай молчит, переспросил:

— Нуте-с?

— Так точно, иного, — сказал Николай.

Это было сказано очень спокойно и совсем негромко, как всегда говорил Николай. Но для окружающих слова прозвучали, как неожиданный выстрел.

Баранов снова усмехнулся:

— Что ж, давайте. Но предупреждаю: если поломаете самолет, сегодняшний день — ваш последний день в авиации.

Баранов знал, что говорил. Посадка на «И-5» была труднее, чем на остальных машинах.

— Нуте-с?

Он словно ждал, что Гастелло испугается такого условия и откажется от полета на истребителе. Но тот коротко спросил: решите лететь?

Баранов отпустил его молчаливым кивком. Он внимательно смотрел, как молодой летчик подходит к самолету, как поднимается на крыло, усаживается в кабине.