Горсть риса - [2]

На первый взгляд победа католицизма на Филиппинах не вызывает сомнений. По всей стране рассеяны церкви, всегда полные верующих, над архипелагом не смолкает звон колоколов. Но здесь не следует обольщаться. Прежние, дохристианские верования не умерли, они причудливо переплелись с христианскими (построив хижину, филиппинский крестьянин, как в языческие времена, кропит ее, например, кровью жертвенной курицы, а потом зовет католического священника, который кропит ее святой водой), образовав так называемый «филиппинский народный католицизм». Причем его отличия от ортодоксального католицизма столь велики, что некоторые теологи отказываются считать его формой католицизма и говорят даже, будто на Филиппинах господствует внешне христианизированное язычество.

Но Испания той эпохи — это не только отсталая монархия, реакционное духовенство и тупое колониальное чиновничество. Богатейшая испанская народная культура — эпос, музыка, литература, хореография — тоже проникла на Филиппины и существенно обогатила их культуру. Сейчас филиппинские крестьяне слушают и рассказывают сказки о ленивом Суване (Суван — филиппипизированная форма испанского имени Хуан), поют песни, похожие на те, что можно услышать в далекой Андалузии, и по праздникам танцуют фанданго. Эта часть испанского наследия прочно вошла в народную традицию Филиппин. Находятся, правда, люди, которые требуют отказа от «всего западного», но они не встречают поддержки. Крестьянин просто не понимает, почему нельзя петь фламенко — ведь его деды и прадеды пели их; почему нельзя плясать хабанеру; почему не следует рассказывать легенды о Сиде-воителе — ведь все это он получил в наследство от своих предков и считает эту часть культурного наследия своим.

Во всем — в массивных церквах барочного стиля, в планировке городов и, что самое важное, в духовном облике — сказывается влияние Испании. Однако нетрудно обнаружить здесь и следы полувекового американского господства. Американский вариант английского языка до сих пор служит средством общения, современная филиппинская литература складывалась под влиянием американской, даже манера общения (особенно в городах) — похлопывание по спине, громкие шутки — и та заставляет вспомнить об Америке. Но в целом американское влияние не сравнить с испанским — это последнее через религию проникало в самую «душу народа». Совокупность всех этих факторов и заставляет соседей Филиппин смотреть на эту страну как «на не совсем восточную».

Но только поверхностный наблюдатель может прийти к выводу о полной вестернизации Филиппин. В основе своей они остались страной сампагиты[1] (словом «сампагнта» иногда обозначают совокупность исконных филиппинских культурных начал), которая подверглась западному влиянию, оказавшемуся не в силах уничтожить традиционную культуру, но своеобразно окрасившему ее. Мироощущение филиппинцев, их взгляд на природу, общество и человека, нормы общения между людьми, гостеприимство и приветливость (лишенные всякого подобострастия) резко отличают их от представителей других культур, что хорошо видно из предлагаемой читателю книги.

В ней он найдет немало ярких зарисовок нравов и обычаев жителей далеких островов. Автор книги — сам писатель. Отсюда — его интерес к образной системе филиппинцев, пословицам, сказкам, легендам, их народнопоэтическому творчеству, литературе и искусству.

О филиппинской литературе тоже следует сказать несколько слов. Как и вся филиппинская культура, литература этой страны испытала сильное влияние метрополии. К приходу испанцев литература в современном смысле этого слова еще не сложилась. Были эпос, фольклор, народная поэзия, но не хватало четко осознаваемой концепции авторства. Поэтом, сочинителем мог быть — и действительно был — всякий, и все вольны были допускать заимствования из любых источников, лишь бы это отвечало идейным и эстетическим запросам слушателей. Богатейший испанский эпос, вся народная поэзия Испании нашли отклик в душе филиппинцев. Но заимствовали они творчески, преобразуя испанский материал в соответствии со своими идеалами. Так, герой испанского эпоса Бернардо Карпио стал излюбленным эпическим героем филиппинцев, но для них он не просто незаконнорожденный сын короля, а грядущий освободитель, который спит в пещере недалеко от Манилы и, когда придет час, проснется и изгонит из страны всех чужеземцев.

Под испанским влиянием сложилась и профессиональная литература (Сервантеса филиппинские писатели читали в подлиннике). Но и она сохранила связи с народным творчеством. Система образов осталась подлинно филиппинской, и, что важно, она по-прежнему выражает их интересы и идеалы. А главным остается освобождение от колониального и социального гнета. Нынешней филиппинской литературе со времен Рисаля присуща благороднейшая черта — вовлеченность в общественную борьбу. Об этом хорошо сказал участник фестиваля поэтов, на котором присутствовали и автор этой книги, и автор предисловия: «Поэзия — это голос народа, меч борцов, вода родника…»

Литература есть художественный аналог действительности. А филиппинская действительность очень сложна, что не осталось вне поля зрения автора. Страна получила независимость, но на ее территории сохраняются американские военные базы. В экономике почти безраздельно хозяйничают транснациональные корпорации, которые эксплуатируют филиппинского труженика, платя ему в девять-десять раз меньше, чем иностранцу той же квалификации, поставляя устаревшее оборудование, перенося на Филиппины так называемое «грязное производство», отравляющее атмосферу и воду.