Городские легенды - [72]

– Да, ты в раю. Твой голос привёл тебя к небесным вратам, и ты прошёл сквозь них, теперь тебе придётся петь вечно, – совершенно серьёзно, без намёка на насмешку, говорил Барабан, и скелет, кажется, ему верил.

– Что это с ним? – спросил я у Дубины.

– Должно быть, лежит здесь уже несколько веков, а, может, и тысячелетий, крыша поехала, – покрутил здоровяк пальцем у виска.

– Это прекрасно! Я готов петь столько, сколько потребуется! – кажется, скелет был по-настоящему счастлив.

Он достиг забвения и сошёл с ума – это было прекрасно, я искренне завидовал ему. Но лежать ради этого вечность под землёй я пока что был не готов.

– Итак, господа, у нас тут уже образовался своего рода коллектив. Думаю, что после нескольких репетиций мы сможем составить небольшую программу для первого выступления, – с уверенностью заявил лидер нашей музыкальной банды.

Мы поддержали его тройным несвязным «ура» и направились к нашей репетиционной базе, которая располагалась на старом полуразрушенном стадионе, где когда-то проводились олимпийские игры среди скелетов.

Игр прошло немного, кажется, всего двести. Так как время здесь никак не исчислялось, то соревнования проводились не раз в четыре года, а одни за другими, с небольшими перерывами на разговоры. Говорят, что это был настоящий расцвет в городе скелетов. Игры были захватывающим зрелищем, каждый хотел принять в них участие. И принял. Даже Барабан участвовал в одном из забегов. Тогда никто не победил – все пришли к финишу одновременно. После того как абсолютно все побывали в роли зрителей, затем – в роли судей и, в конечном итоге, в роли спортсменов, игры наскучили, как и все предыдущие занятия. Стадион находился в запустении уже бог знает сколько времени, но нам это было лишь на руку, никаких посторонних: только мы и наша музыка.

Настроившись сами и настроив свой нехитрый инструмент, мы начали играть. Барабан уже успел стать настоящим виртуозом. Он выбивал ритм обеими руками, и даже чувствовалось, что к одному баку можно добавить ещё парочку – для сочности звучания.

Я ударил по струнам. Дубина натянул их с разной силой. Гриф он сделал из кости, чтобы тот не сломался. Я не стал спрашивать, откуда он взял кость – кто знает, как далеко этот тип продвинулся в своих исследованиях. Пока мы с ним общались, главное, что он был с нами, а не против нас.

Гитара звучала потрясающе. Я даже научился немного перебирать струны и полностью подстраиваться под Барабана. Конечно, у нас по-прежнему не было нот, но я выбрал определённый порядок ударов по струнам, и благодаря ему у нас получалось раз за разом воспроизводить одну и ту же мелодию.

Наконец, когда мы разыгрались и по всем законам песни должен был вступать голос, наш вокалист открыл было рот, но тут же закрыл его, звонко щёлкнув челюстями.

– Простите, великие и уважаемые ангелы, – обратился к нам наш певец, которому, кстати, дали имя Вопль и повязали тряпку на шею. Мы тут же прекратили играть и уставились на замешкавшегося скелета. – А о чём я должен петь?

И ведь действительно, о чём?

– Да, о тексте-то мы и не подумали, – почесал свою лысую черепушку Барабан.

– А о чём обычно поют? – спросил я.

– Ну, чисто теоретически, песня должна быть о наболевшем, о чём-то таком, что волнует всех, – рассуждал Барабан, выстукивая костяными пальцами дробь по баку.

– Может, о корпускулярно-волновом дуализме? – с надеждой в голосе предложил Дубина.

Все трое обернулись к нему.

– А что, тема-то важная, – немного потупив взгляд, сказал здоровяк.

– Нет, эти идеи оставим для второго альбома, когда писать уже будет не о чем. Нужно что-то такое, что будет вопросом и одновременно ответом, такое, чтобы каждый скелет разинул рот и сказал: «Да, чёрт возьми, вы сказали о том, о чём я думаю!»

– А может, – взял я слово, – никто не знает, где?

– Чего, где? – посмотрел на меня Барабан.

– Ну, никто же не знает, где мы находимся, что это за место, откуда мы все взялись и почему мы – скелеты. Вот и споём об этом. Никто не знает, где – это и вопрос, и ответ, как ты и говорил.

– Мне нравится, философски, – заявил Дубина.

– А разве мы не в раю?! – расстроился Вопль.

– Нет, не в раю, но как только станем знамениты, обязательно попадём в рай, – успокоил его Барабан.

– Что ж, думаю, что ты прав, Гитара. Это будет настоящий хит. Итак, начинаем писать стихи. Каждый должен написать по четверостишию, и, Дубина, давай попроще.

– Без возможных теорий возникновения параллельных вселенных и чёрных дыр?

– Именно!

Гигант тяжело вздохнул, если это возможно вообще сделать без лёгких, и, сев на разбитые трибуны, начал сочинять.

Рифмовать непросто, когда в голове – один сплошной песок и ни грамма мозга, но я смог набросать несколько приличных строк о том, какие чувства меня одолевали после падения, и о том, как я удивился тому, что состою только из костей. Когда я прочёл стихи вслух, у всех моих коллег почему-то резко ухудшилось настроение.

– Чёрт, я то же самое придумал, – ударил Барабан себя по коленной чашечке.

– И я, – печально выдавил из себя Дубина.

– И ты тоже? – посмотрели мы в сторону Вопля, который почему-то не двигался.

– Эй, – пощёлкал пальцами перед его лицом Барабан, – живой?