Городомля: Немецкие исследователи ракет в России - [53]

Этой ночью я плохо спал. Мучали сильные боли в области живота. Утром довольно усталый я пошел на работу: я хотел забыть про боли. Иногда казалось, что они проходят, но потом они возобновлялись и с каждым разом все чаще. Поликлиника располагалась примерно в ста метрах от здания института. Пожилая седая врач Киссилова, терапевт, жена тогдашнего главного инженера Киссилова, прощупала мой живот, заставила подтянуть колени. Она диагностировала воспаление аппендикса и решила, что в этот же день я должен быть отправлен в больницу в Осташков. Несколько дней назад температура воздуха понизилась. По берегам большого озера уже образовалась корка льда. В последующие дни озеро должно было замерзнуть. В межсезонье суда не ходили, и пока лед не станет настолько толстым, чтобы можно было проехать на грузовике, пройдет еще две недели, а может быть и больше. «Если воспаление пойдет дальше, без операции не обойтись,» — сказала Киссилова, и при заполнении направления добавила: «Я не хирург и не могу Вам помочь. Сегодня вечером в Осташков отправляется последний пароход, и Вы на нем поедете».

В среду, на третий день после операции, я сидел на кровати с согнутыми коленями и писал: «Дорогая Гертруд, сегодня во мне проснулась робкая надежда увидеть тебя как посетительницу в этом помещении для выздоравливающих. Но, вероятно, разрешения на поездку дано не было. Тогда разочарования мучительного ожидания, объединенные с потребностью поделиться с тобой моими переживаниями, должны разрядиться письмом (глагол выбран неправильно, предположение соответствует примерам Зюскинда «превратные представления», но, вероятно, ты примешь во внимание мои смягчающие обстоятельства и оценишь мои «Полупревратные представления»).

Я попытаюсь описать тебе мои щедро приправленные предлогами и приставками приключения, которые я испытал после отъезда от северной «пристани» (заимствованное слово) в лунную звенящую от мороза ночь. Мои приключения переживал я чаще всего лежа на спине, один раз даже голый и связанный по рукам и ногам. Однако, моя молодая читательница, я не буду возбуждать твое нетерпение (или лучше я напишу: испытывать твое терпение) и хочу начать свой рассказ:

Поездка на пароходе через большое озеро проходила гладко. Абсолютно никому не мешало, что в днище парохода было небольшое отверстие (на языке специалистов — пробоина). Для таких редких случаев насос подготовлен не был. Это тоже не мешало. Команда составила цепочку ведер (прими это так же, как пример превратного представления). Матросы черпали воду и наполняли ведра с большой выдержкой. Примерно через двадцать минут их терпеливого труда вся вода была вычерпана, так что даже в оставшиеся сорок минут переправы, когда воду уже не вычерпывали, по этому вновь открытому способу, она не поднималась и не убывала.

В Осташкове все уже было трогательно приготовлено. Едва я сделал самостоятельно первые небольшие шаги, появился наш хороший знакомый с острова — Коля, который поддерживал меня и нес мой чемодан. Не говори, юная читательница, что я рассказываю чересчур подробно. Пишущий эти строки в последние годы путешествовал так редко, что теперь мне интересна всякая незначительная деталь.

Мы сделали небольшую остановку в первом ресторане городка. Там в дружеском кругу сидели семь молодых женщин из нашего круга знакомых. В веселом задоре они большинством голосов решили не возвращаться на остров в эту последнюю ночь судоходства. Затем для поднятия жизненного тонуса они начали с дымящегося глинтвейна, а для продолжения приключения собирались переночевать в небольшой гостинице. Конечно, они очень испугались, увидев меня и Колю, решив, что мы посланники островного руководителя Клименко с заданием найти их и вернуть на остров. Да, Ильзе Фризер даже вскрикнула, и ее восклицание прозвучало как жалоба и разочарование. Но все семь тут же успокоились, услышав, что основанием для нашего приезда является моя встреча с хирургом со скальпелем и последующая операция. Тут же у всех возвратилось хорошее настроение и двум мужчинам в обществе амазонок было дозволено выпить бокал вина… Коля спешил выполнить свое задание. Мы снова в холодной лунной ночи двинулись дальше. Для Коли путь показался особенно долгим, он пространно философствовал относительно тяжести моего чемодана.

В больнице меня тут же обследовали врач и старшая сестра. Так как мои боли в животе, по моей оценке, это максимум один день простоя в работе, то у меня были угрызения совести, хотя доставка в больницу и могла бы служить оправданием.

Я сказал, что достаточно здоров. Только врач с острова могла передать меня на попечение своей коллеги в больнице. Но эта врач в свою очередь не разделяла моих сомнений. Она велела принять ванну. Вероятно, в качестве компенсации для пропущенного сегодня банного удовольствия. Затем я должен был одеть взятую из дома ночную пижаму и халат. Одетому во все новое мне показали кровать в чистой больничной палате. Здесь уже находились четыре русских пациента. Мы очень скоро подружились. Сначала они очень умилились, когда я каждому дал по яблоку из своего запаса. Затем наступила моя очередь умиляться. Каждое печенье и каждая плитка шоколада, которые приносили посетители, делились поровну. Это были совершенно естественные дружеские отношения среди рабочих, с которыми я познакомился во время работы на заводе и на службе в армии. Одному из пациентов четыре дня назад сделали операцию аппендицита. Он расхаживал по палате без всяких затруднений. В тот же вечер меня осмотрела вторая врач, говорившая по-немецки. Она констатировала, что непосредственной опасности нет, поэтому сегодня хирурга вызывать уже не будут. С хирургом я познакомился на следующее утро. Это была молодая женщина 27 лет (как, по-секрету, сказала мне медсестра), энергичная, компетентная, вызывающая доверие пациента. Ее диагноз звучал так: «Расширенный гнойный аппендицит. Операция должна состояться сегодня же.» Скоро я услышал за стеной шорох, похожий на шум работающего пылесоса. Друзья по палате сообщили, что этот звук всегда предшествует операциям. Вероятно, стерилизуют инструменты.