Город убийц - [31]

Последняя привычка однажды здорово выбила меня из колеи.

Хазаровский прилежно выступал перед народом, стараясь заработать себе очки перед референдумом, но я все реже заглядывал в его интервью, во-первых, не надеясь увидеть что-то новое, и, во-вторых, не желая портить себе настроение очередным доказательством того, что он прочно забыл и обо мне, и о моей роли в его спасении.

Однако новость была в топе и имела такой заголовок, что я просто не мог ее проигнорировать: «Императора заставили вспомнить об Анри Вальдо».

Как выяснилось, его не захватили в заложники, и не приперли к стенке, просто один тессианский, естественно, журналист, поинтересовался моей судьбой.

— У господина Вальдо все в порядке, — успокоил Хазаровский. — Он в Реабилитационном Центре под наблюдением психологов.

— Леонид Аркадьевич, а вам не кажется это несправедливым, учитывая его заслуги и перед империей, и перед вами лично?

— Это не совсем мое решение. По приговору Народного Собрания он должен находиться в ссылке, и было бы неуважением к НС амнистировать господина Вальдо менее, чем через год после приговора. И так я не могу исполнить его в точности, из-за возражений жителей Чистого. Приговор практически был смягчен, и, видимо, Анри сам это понял, поскольку не стал подавать протест. И я рад, что прислушался к советам психологов и отправил его на Сосновый. Господин Вальдо двенадцать лет назад был самым опасным человеком империи, он и сейчас им остается. Да, психологи утверждают, что к террористической деятельности он никогда не вернется, и я склонен им верить. Но воевать он не разучился. И не утратил способности убивать на войне. И, если мы сохранили ему жизнь (а поступить иначе было бы подлостью по отношению к нему), его лучше иметь своим союзником. Было бы логично осыпать его милостями, чтобы заручиться его поддержкой, но это было бы кощунственно по отношению к его жертвам и, как ни странно, малоэффективно. Потому что Анри Вальдо не продается. Никакие милости для него не выше его собственных взглядов и убеждений. Реабилитационный Центр — это компромиссное решение, которое в какой-то степени устраивает и его противников, и сторонников, и его самого. Анри не тот человек, который откажется от борьбы, если ситуация для него неприемлема. Значит, приемлема.

Я отключился от Сети и пошел гулять по Сосновому. Не знаю, что я так взвился. В принципе, ничего нового и неожиданного он не сказал.

Кастальский естественно быстро оценил мое состояние и подловил меня на лесной дорожке.

— Анри, надо поговорить.

— Я в порядке.

— Состав вашей крови говорит об обратном.

Я пожал плечами.

— И стиль общения тоже, — сказал он. — Анри, давайте не терять времени. Выкладывайте, что случилось.

Я рассказал.

— Ну, и что? — сказал он. — По-моему, один сплошной комплимент.

— Двадцать лет назад я бы, наверное, счел комплиментом звание самого опасного человека империи, но сейчас, увы. Это пройденный этап. Я ему жизнь спас, а он говорит, что я опасен и меня нужно держать в Реабилитационном Центре под контролем.

— Он правильно говорит, судя по вашему поведению. Именно в РЦ и под наблюдением психологов. Вы неадекватно реагируете. Анри, я сейчас назначу лекарства. Принимать обязательно. Я проконтролирую.

— Да не пойду я его убивать, — сказал я.

— Не сомневаюсь. Но тратить энергию на бессмысленную обиду на пустом месте будете. А это незачем.

Лекарства оказались набором инъекторов, и Кастальский утверждал, что учебе они не помешают. Инъекции я должен был делать себе сам, что, впрочем, не составляло никаких трудностей. Инъектор представлял собой маленькую таблетку, которую надо было только приложить к плечу, и препарат сам совершенно безболезненно всасывался в кровь. «Утром и вечером, — сказал Кастальский, — как чистить зубы».

Я не спорил, в виду бесполезности этого мероприятия. Как-то я задержался с приемом на пару часов, и тут же нарвался на выговор от Дмитрия — состав моей крови выдавал меня с головой.

Прием «лекарств» имел неожиданные последствия. Нет, учебе он действительно не мешал, и о злосчастном интервью я забыл буквально на следующий день. Дело в другом.

На неделю Кастальский запретил мне летать в Озерное, так что в очередной раз я оказался там только в воскресенье.

Открытое кафе на берегу озера с видом на наш остров. Вечер. Близится закат. Я дисциплинированно пью кофе с круассаном. На веранду входит молодой человек моего возраста или чуть младше. Черты лица, манера держаться, походка — все в нем кажется мне смутно знакомым.

— У вас не занято? — спрашивает он.

И голос! Я узнаю его.

— Садись Симон, — говорю я. — Для тебя свободно.

— Я рад, что ты узнал меня. Следует ли минут через десять ждать полицию?

— Не факт.

Я сам удивился, насколько спокойно отреагировал, не то, что в Чистом на Филиппа. Так, призрак из прошлой жизни. Возможно, Кастальский ничего не заметит.

— Тогда выпьем за встречу, — говорит Симон.

— Не выпьем. Мне нельзя.

— И не надоел тебе этот детский сад?

— От него есть некоторая польза. И с этим запретом я совершенно солидарен. Если мой психолог обнаружит алкоголь в моей крови, он, скажем так, удивится, и вот тогда можно ждать полицию.