Город ненаступившей зимы - [20]

Шрифт
Интервал

* * *

Николай сидел на облизанном временем поваленном дереве и, не моргая, смотрел на воду. На противоположном берегу, кто-то продолжал праздновать Великую Победу своих предков. Ввысь вздымался дымок мангалов, едва слышно доносилась до слуха музыка и баритон мужского смеха. У младшего из братьев на какую-то секунду промелькнула мысль — может и Сергей, там же, на левом берегу? Сидит с друзьями и четвертый день подряд пьет водку, заедая её жареным на углях мясом. Николай сам усмехнулся своей наивности. Все базы он объехал ещё позавчера. Тогда же, обзвонил всех возможных друзей и знакомых своего брата. После, перешёл к больницам и моргам.

Булавин поднялся с дерева, раскурил ещё одну сигарету и уже в третий раз решил обойти небольшой пляж. Бутылки, банки, пакеты — на глаза попадалось всё, что угодно, только не то, что могло хоть как-то помочь. В итоге, расписав по песку очередной вираж, он уселся обратно, на то же невесть когда поваленное дерево. Николай сделал последнюю глубокую затяжку, так как алый огонек уже начал подбираться к фильтру, копнул носком кроссовка песок, бросил в ямку окурок, слегка притоптал и уже собирался уходить, как вдруг оцепенел. Рядом с его собственным, лежал еще один окурок, до вмешательства Николая, припорошенный песком. По золотистому фильтру понял — «Собрание». Сигареты дорогие и курят их в маленьком городке немногие. А вот у брата он видел именно пачку «Чёрного собрания», привезенного ещё из Черногории.

Николай присел на корточки, аккуратно извлёк из песка находку, осмотрел со всех сторон. Сомнений не оставалось — с маркой угадал. Только вот, где гарантия, что этот окурок оставил здесь именно Сергей Булавин? Какова вероятность, в процентном соотношении? Николай понимал, что, скорее всего, попал пальцем в небо и, тем не менее, положил мусор, ценимый сейчас будто древний артефакт, в карман джинсов. Он ещё раз окинул взглядом пляж, в надежде на новое откровение, и, так и не получив его, двинулся к тропинке.

Шёл, озираясь по сторонам, и совсем не смотря под ноги, а потому споткнулся о почти полностью врывшийся в землю валун, и познакомил свое лицо с песком и мелкими, обточенными водой, камушками.

— Тьфу! Твою мать! — выругался Булавин и, пытаясь подняться, остолбенел вновь.

Рука уперлась во что-то мелкое и твердое. Он, было, подумал, что это камень, но когда оторвал от песка ладонь, увидел под ней гильзу от пистолетного патрона. Николай поднял свою вторую находку, поднес близко к глазам. «Макаров» — подумал про себя. — «А, может, и нет…» В сознании начала вырисовываться отнюдь не радужная картина.

— Бред, — встряхнул головой Николай. — Это всё догадки, — попытался успокоить себя. — Хотя…

Он не договорил, подбросил гильзу, поймал, сунул в карман и быстро зашагал прочь от реки.

Старик и подросток стояли на том самом месте, где несколько секунд назад распластался Николай Булавин, и смотрели вслед спешно удаляющемуся по тропинке мужчине.

— Думаешь, мы правильно сделали? — тихонько спросил Вайнштейн, не отрывая взгляда от спины Николая.

— Не знаю, — признался Толик. — Живые бы сказали, что нет…

— Почему?

— Потому что, подняв гильзу — он стал ближе к нам.

— Приблизился «его час»? — поднял бровь старик.

— Нет, — замялся подросток. — Скорее, возникла неопределенность. Это не от него зависит. Точнее, не только от него.

— До этого ты чувствовал его приход?

— Нет, — повертел головой Толик. — Либо «его час» был далек, либо ему не к нам…

— А, что поменялось?

— Не знаю, — пожал плечами юноша. — Поживём — увидим.

— Поживем… — усмехнулся Вайнштейн.

— Сергей здесь, — Толя не обратил внимания на усмешку и кивнул на воду, — точнее — его тело.

— Утопили?

— Нет. Вернее, уже после смерти.

— Так вот почему он жаловался на сырость в башмаках, — снова усмехнулся старик.

— Мог бы и догадаться, — сухо упрекнул его юноша.

— Мог бы, — согласился Вайнштейн. — А зачем? Лучше пусть придёт ко всему сам…

— Да… Лучше сам, — согласился Толик. — Григорий Васильевич, а он понял, как его убили?

— Нет, — протянул старик. — Но, скоро поймёт.

— Как вы думаете, он не станет таким как я?

Молодой человек посмотрел на Вайнштейна грустными и, одновременно, полными надежды глазами.

— Откуда же мне знать, — попытался обнадёжить его старик. — У тебя всё было по-другому. Мне кажется — это будет зависеть, от живых…

* * *

Владимир Иванович вывел последние буквы, аккуратно отложил ручку, внимательно просмотрел написанное, и протянул бумагу сержанту, вот уже с десять минут пытавшемуся, без помощи специальных приспособлений, оторвать заусенец на большом пальце.

— Та-а-а-к, — деловито протянул молодой человек, годившийся Владимиру Ивановичу, не то что в сыновья, а во внуки. — Ну, вроде, всё правильно, — подытожил сержант, пробежавшись глазами по заявлению.

Он убрал исписанный пожилым мужчиной лист в ящик стола, протянул тому два других.

— Подпишите ещё вот здесь, — ткнул он пальцем в одно из полей формы, — и здесь, — скользнул в нижний правый угол листа. — На обоих документах! — уточнил он, когда Булавин-старший вновь взял в руки шариковое перо.

Владимир Иванович не всматривался в содержание бумаг. Он был приучен и жил по принципу — «Надо, значит надо!» Сухие пальцы четырежды описали пируэты над бумагой и вновь аккуратно положили ручку на стол, а документы протянули представителю власти.


Еще от автора Жорж Старков
Сначала исчезли пчёлы…

«Сначала исчезли пчёлы» — антиутопия, погружающая читателя в, по мнению автора, весьма вероятное недалёкое будущее нашего мира, увязшего в экологическом и, как следствие, продовольственном кризисе. В будущее, где транснациональные корпорации открыто слились с национальными правительствами, а голод стал лучшим регулятором поведенческих моделей, а значит и всей человеческой жизни. Почти всё население сосредоточено в мегаполисах, покинув один из которых, герои открывают для себя совершенно новый мир, живущий по своим, зачастую гораздо более справедливым правилам, чем современное цивилизованное общество. 18+.


Анархо

У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.


Рекомендуем почитать
Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.


На пределе

Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.