Город ненаступившей зимы - [17]

— Сергей Булавин, — пожал инженер мальчишескую кисть. — Так, как долго ты здесь?

— А какой сейчас год?

— Две тысячи пятнадцатый, — слегка недоумевая, ответил Булавин.

— Тогда получается… — парень на секунду задумался. — Получается — семьдесят два.

— Господи! — ужаснулся Сергей. — Так, когда ж ты умер то? Выходит…

— В сорок третьем, — опередил его подсчёты Толик. — Фашисты… — пожал он худенькими плечами.

* * *

Когда Сергей выбрел обратно на центральную площадь, уже смеркалось, всё вокруг казалось жутким и отталкивающим. Хотя, наверное, не казалось… Наверное, так и было. Просто потому что, в месте, бывшем сосредоточением радости, любви и нежности, сейчас не чувствовалось ничего. Просто бездушный огромный прямоугольник холодного бетона. Сергей любил ходить сюда в молодости, ведь здесь ворковали на лавочках влюблённые, прогуливались трогательные пожилые пары, бегали розовощекие детишки. Тут кипела жизнь, в самых лучших её проявлениях. А теперь ничего этого не стало. Булавину грели душу эти воспоминания и, одновременно, приносили невыносимую тоску. Ведь, он больше никогда не придёт на эту, точнее уже на «ту площадь».

Помнится, именно здесь, будучи десятилетним мальчишкой, он впервые поцеловал девочку. Они спрятались под разлапистой елью, чья зелёная юбка свисала почти до земли. Здесь же познакомились его родители. Он, почему-то, никогда не спрашивал, как именно это произошло, но знал — ключевой момент, без которого не было бы, ни его самого, ни брата, произошёл именно в этом, ныне безжизненном для него месте.

Инженер не стремился пересечь площадь. Просто брел по периметру, пытаясь уловить хоть что-то из того, что окружало его здесь обычно — шелест пластиковых колёс дешёвых самокатов, девичий щебет, молодецкий гогот, стариковское бурчание. Ничего… Ни звуков, ни света. Фонари здесь горели всегда, даже ночью — сейчас единственным светлым пятном в пределах видимости была мутная блямба Луны, укутанная плотными серыми облаками. Даже в окрестных домах, где с наступлением ночи окошки гасли в хаотичном, на первый взгляд, порядке, всегда оставалось хотя бы одно, из которого лился свет. Ныне бетонные коробки стояли абсолютно мёртвыми черными громадинами. Мёртвыми…

Сергей шёл и пытался утрамбовать в голову мысль о том, что это теперь нормально, что так будет всегда. Он, вообще, после основательно разговора со стариком и мальчиком, которому, как выяснилось, уже за восемьдесят, решил просто пройтись, чтобы информация в его мозгу хотя бы чуть-чуть улеглась. Обычно, узнавая что-то новое, инженер не беспокоился о его дальнейшем восприятии самим собой. Но, за всю жизнь, ничего более фундаментального, да ещё и в таком объёме, в кладовые его памяти не попадало. Неприкаянные, ушедшие, мёртвые психи, жизнь, смерть… Теперь это его реальность, неизведанная и пугающая, которую нужно было принять. Принять, хотя бы для того, чтобы не сойти с ума.

По словам его здешних единственных знакомых — это было самой страшной карой и у него не имелось никаких оснований не верить. Ему доводилось как-то побывать в сумасшедшем доме — нужно было передать документы и деньги главврачу, чтобы откосить от очередных армейских сборов. За полчаса ожидания в коридоре, где самые яркие представители тамошнего этноса даже не появлялись, в силу прикованности к кроватям, он впечатлился очень сильно и решил — если вдруг начнёт сходить с ума, точно наложит на себя руки. Но, как выяснилось совсем недавно, это был бы отнюдь не выход. По эту сторону тоже есть умалишенные, только вот, дурдома для них здесь, как-то, организовать не додумались.

Покинув, наконец, площадь, обойдя её по периметру несколько раз, Сергей решил отправиться домой. Пройдя через тёмные дворы, ему оставалось лишь миновать стройку, за которой и располагалась его пятиэтажка. В какой-то момент он заметил силуэт. Подойдя поближе, Булавин различил в нём мужчину, что стоял на бетонном перекрытии между первым и, так не и достроенным, вторым этажом, так и несостоявшегося, детского садика. Мужчина чуть покачивал головой и что-то бубнил себе под нос.

Интерес взял верх над робостью. Сергей вошёл в постройку и приблизился к человеку, остановившись, впрочем, на почтительном расстоянии, метрах в двадцати. Прислушавшись, понял — незнакомец читает молитву. Сергей, на всякий случай перекрестился, и в этот момент мужчина закончил бубнить, обернулся на инженера, смерил взглядом, кивнул. Булавин, так же, молча, кивнул в ответ. Мужчина более не считал пришельца объектом, достойным внимания и продолжил своё дело. Наклонился, поднял с пола что-то прямоугольное и поднял над головой. В сумерках энергетик смог разглядеть лишь очертания предмета, но всё равно понял что это. Незнакомец обильно поливал себя бензином из десятилитровой железной канистры, какие обычно стоят в багажниках у предусмотрительных водителей. Запахло топливом, не так ярко и едко, как в жизни, чуть приглушённо, но, всё же, ощутимо. Сергей, было, хотел броситься к суициднику, но тут на плечо легла сухая рука и за спиной прозвучало: «Оставь! Ты всё равно ничего не изменишь». Инженер обернулся, и понял — его одернул Вайнштейн. В темноте не видно было выражения лица старика, но, тем не менее, от него, на каком-то тонком уровне, веяло снисходительностью и мудрой печалью. Он знал, что должно было произойти, но понимал — это так же неизбежно, как сама смерть.