Город Хэллоуин - [27]

Клайд и сам не заметил, как это произошло, но он пронзил, проник, просочился сквозь оболочку мысли-аэростата и оказался на ее поверхности, которая тотчас начала отдаляться, уплывать из-под ног, уступая место грубой реальности, которая вновь сомкнулась вокруг пришедшего в себя человека.

Бред или не бред? Может быть, он вообще уже умер?.. Клайд прислушался к своим ощущениям и понял — что-то действительно изменилось. Нога все еще ныла, хотя боль значительно уменьшилась. Кроме того, он не сидел (стоял? торчал?) на дне каменного мешка, а лежал в лодке и смотрел, как стоящий на корме человек, едва различимый на фоне ночи в бесформенном темном плаще, с чуть слышным плеском погружает шест в невидимую реку. Еле слышно журчала под днищем вода, и кто-то мерно дышал совсем рядом, но у Клайда не было ни сил, ни желания повернуться в ту сторону. Тусклые, как хлебные крошки, звезды горели на угольно-черном небе, и, глядя на них, он невольно подумал, что представления древних греков о смерти были довольно точны и что старик Харон действительно возил мертвецов через Стикс к пещерам, ведущим в мрачное царство Аида, куда рано или поздно должен сойти каждый живущий. Краешком сознания Клайд понимал, что его предположение наверняка ошибочно (ноздри его уловили характерный запах гниющих орехов, так что, скорее всего, лодка пересекала сейчас вовсе не Реку Мертвых, а второе или третье Блюдце), однако большой разницы он не видел. Возникшая у него ассоциация с Хароном выглядела более чем уместной, ибо он не сомневался: кто-то из подручных Пита Нилунда получил приказ отвезти его как можно дальше на юг и там избавиться от тела. Руки у него были свободны — так, во всяком случае, ему показалось, и теоретически у Клайда еще был шанс побороться за свою жизнь, но нечеловеческая усталость и наркотик, который ему вкололи, не дали разгореться огню: мысль о сопротивлении была мимолетной и исчезла так же быстро, как появилась. Единственное, чего сейчас хотел Клайд, это спать и спать без конца, и, похоже, его желанию суждено было очень скоро сбыться. Единственным, что он был бы не прочь узнать, прежде чем его глаза закроются навсегда, — это не случилось ли с Деллом нечто подобное, но задать этот вопрос тому, кому обычно адресуются подобные вопросы, Клайд не успел. Звезды перед глазами закружились, а потом померкли все сразу.

Когда Клайд пришел в себя, лодка плыла по подземному озеру — обширному водному пространству, размеры которого он мог определить лишь приблизительно — по слабому эху, отражавшемуся от далеких стен. Потолок тоже терялся во тьме, зато на бортах, на носу и корме гондолы горели фонари, так что со стороны она, наверное, напоминала одну из тех светящихся призрачным электрическим светом рыб, которые обитают в вечной тьме на дне самых глубоких океанских впадин. Фонари освещали и фигуру таинственного Харона, и Клайд разглядел, что легендарный провожатый мертвых одет вполне по-современному — в мешковатые джинсы и длинный зеленый пуховик (довольно старый, если судить по многочисленным заплатам из изоленты), и только лица лодочника было все так же не разглядеть в глубокой тени под капюшоном.

Нога у Клайда болела пуще прежнего; ощупав ее (брюки с него кто-то срезал), он обнаружил под коленом изрядную опухоль. Кроме того, у него затекла спина. Решив улечься поудобнее, Клайд повернулся на бок и оказался лицом к лицу с очень смуглым молодым человеком, который спал, закутавшись в одеяло и подтянув колени к груди. Его поза выглядела детской, но руки, которыми он удерживал одеяло на груди, были крепкими, мускулистыми, с широкими запястьями, как у взрослого. Из глубокой царапины на щеке парня сочилась розоватая сукровица.

Словно почувствовав взгляд Клайда, молодой человек открыл глаза и, пробормотав что-то неразборчивое, снова их закрыл.

— Это Дэвид Батиста, литобработчик Пита, — сказал лодочник, и Клайд узнал голос Аннелиз. — Он сидел в Трубах рядом с тобой.

Клайд повернулся к ней. Аннелиз откинула капюшон и тряхнула головой, отчего ее рыжие волосы разлетелись и опали, словно огненный нимб. Выглядела она усталой — глаза припухли, словно она плакала, а под ними залегли темные тени.

Клайд уже собирался произнести сакраментальное: «С тобой все в порядке?», но Аннелиз его опередила:

— Как ты?

Клайд облизнул губы, сглотнул:

— Нормально. Вот только нога болит.

— Роберта сказала — у тебя перелом.

— Роберта?

— Подружка Мэри Алонсо. Потерпи немного, через полчасика я дам тебе еще одну таблетку, Она снимет боль.

У ног Аннелиз Клайд заметил какой-то массивный сверток, из которого торчали тонкие ноги в черных джинсах и серых ковбойских сапогах.

— А это… — медленно проговорила она, перехватив его взгляд, — Пит.

Казалось, силы внезапно оставили ее, движения стали замедленными, как у автомата с подсевшими аккумуляторами, а лицо побледнело еще больше, словно произнесенное вслух имя способно было в один миг превратить тепло в холод, радость — в ненависть, живое — в неживое. Еще несколько раз она вяло взмахнула шестом, а потом замерла, как статуя, — неподвижная, непреклонная, пугающая фигура с запавшими щеками и потухшим взглядом, как никогда похожая на легендарного Харона. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем Аннелиз сумела вернуться оттуда, куда унесли ее воспоминания и чувства. Энергичным ударом шеста она развернула гондолу, направив ее в узкое боковое ущелье. Глядя на его изрытые, осыпающиеся стены, Клайд почувствовал, что в нем снова пробуждается тревога, вызванная как реакцией Аннелиз, так и общей неопределенностью их нынешнего положения.