Горный король и другие - [2]

Многих шоферов он знал по именам, особенно нравились ему два демобилизованных солдата, еще носившие ладную армейскую форму. Они работали в колонне недавно, но уже задавали там тон. Они и приметили Шарифа, часто появлявшегося в обеденный перерыв на разгрузке.

— Что, парень, нравится машина? — спросил чернявый Калхаз, любовно поглаживая никелированного медведя на радиаторе.

Шариф спросил что-то про мотор.

— Да ты, оказывается, свой брат — шофер! — воскликнул Сергей, старший в компании. — Второй класс, говоришь? Приходи в колонну, составим протекцию.

— Не могу. Сейчас не могу, вот сдадим компрессорную, тогда, наверное, — говорил Кутуев, и перед его глазами вставало озабоченное лицо девушки из штаба. Ему казалось, что она тотчас же узнает, что он ушел из бригады, узнает и огорчится.

Ранней весной сдали, наконец, компрессорную и перешли на градирню электролитного цеха. Однажды к перерыву у них кончился бетон. Шариф не спеша пообедал в чайхане, выстоял в очереди на теннис. Проиграв первую же партию — играли на вылет, побрел на обогатительную фабрику.

Сергей, разгрузившись, отвел в сторону серебристую «татру» и щедро поливал ее мощной струей воды.

— Чего это ты средь бела дня форс наводишь? — спросил Кутуев, протягивая Сергею руку.

— А ты что в рабочее время разгуливаешь? — ответил вопросом Сергей, с улыбкой поглядывая на часы.

— Шабаш. Бетон вышел.

— Тогда влезай в машину, узнаешь почему, — сказал Сергей, выключая воду.

Кутуев забрался на высокое сиденье; поролоновые подушки слегка пружинили под ним.

— Ну что, трогаем? — спросил Сергей, захлопывая дверцу кабины, и машина легко взяла с места.

«Татра» выскочила на бетонку и, рассекая накаленный воздух, понеслась в горы. Водители приветствовали друг друга взмахом руки из кабины, а чаще — гудком сирены. Шарифу нравилось, когда Сергей, нажимая на сигнал, делал это одновременно с несущейся навстречу машиной — два звука сливались в один, высокий и резкий.

Для Кутуева нынешняя весна была первой на узбекской земле. Со дня его приезда миновали лето, осень, зима, — честно говоря, он и не заметил, как они пролетели. Бригаду переводили с одного пускового объекта на другой, и в сутолоке рабочих дел и житейских забот смешались все времена года.

Сергей вдруг сбавил скорость, и машина медленно пошла на затяжной подъем. И тут выросший в селе Кутуев почувствовал знакомый теплый запах разогретой земли. Машина неожиданно съехала в поле и остановилась. Сергей спрыгнул первым.

— Смотри, Шариф, какая красотища! — сказал он, оглядываясь вокруг.

Высокие холмы и ложбинки меж ними зеленели нежной травкой, а среди них, как рассыпанные горячие угли, пламенели тонкошеие маки. Огромное степное пространство, пронизанное солнцем, пряный воздух вольной земли дурманили голову. Высоко в небе заливался невидимый жаворонок, приветствуя солнечный день. Лилась, лилась над миром величальная, ликующая песня маленькой птахи, и сердце Кутуева защемило — вспомнил весну в своем селе… Не такую, может быть, пышную и раздольную, но такую же светлую и пряную.

— Смотри и запоминай, через две недели все выгорит, и никто тебе не поверит, что такая краса была кругом, скажут, мираж привиделся. Скоротечна весна в этих краях…

Кутуев наклонился сорвать цветок, но Сергей его остановил:

— Не нужно. Маки хороши только живые. Может, потому они красивы, что жизнь их так коротка?.. Видишь, как природа степь убрала? Недолог ее праздник, но щедр на краски…

Крутая дорога в горы запала в сердце Кутуева. Он затосковал. Кудрат-ака, с которым Шариф работал в паре, заметил это и спросил, что с ним. Не таясь, Шариф рассказал ему о дороге, о машинах, к которым тянулся с детства.

После обеда, в перекур, к ним подсел бригадир.

— Знаю давно, что самосвалы не дают тебе покоя. Да и твои приятели как-то заезжали к нам на объект посмотреть, что же тебя держит. Так и не поняли. Я все ждал, когда сам заговоришь. Если душой тянешься к машинам — иди. Верю, не от тяжелой работы бежишь, крутить баранку такой махины — те же мозоли набивать, что и от вибратора. Если не пойдут дела, место в бригаде для тебя всегда найдется. Ну, а на прощанье — плов в чайхане с тебя, сам Кудрат-ака поможет готовить, — засмеялся Мусаев, тормоша Кутуева.

В колонне как раз получили несколько новых машин, и, не без помощи друзей, Шарифу дали такую же серебристую «татру», на какой он ездил в горы с Сергеем. Пока оформлял документы, обкатывал машину — степь выгорела. В первый же выезд он притормозил у места, где они тогда останавливались. Словно неприятель огнем и мечом прошел по степи, сорвал с земли ее наряд, опалил жаром. Высокие холмы пылили от ветра, а ложбинки меж ними занесло песком. «Да, прав был Сергей, кто поверит тому, что здесь зеленели травы и качались цветы две недели назад?» — подумал Шариф, включая мотор.

По календарю еще долго значилась весна, но солнце палило уже нещадно, а с первых дней июня ртутный столбик термометра подскакивал за сорок. В раскаленной машине, несмотря на выставленные боковые стекла, стояла нестерпимая духота, да и сама «татра» с покоробившейся от жары покраской грозила ожогом. И Кутуев стал часто останавливаться в низине, ближе к кишлакам, у сая-речушки, по-горному торопливой и обжигающе ледяной. Выбрав безопасный спуск, Шариф загонял свою серебристую красавицу, как ласково называл он «татру», в речку, по-азиатски неглубокую, и поливал ее из ведра. Если рядом работали люди из кишлака, они непременно угощали его пиалой кок-чая и говорили: «Новенький? Привыкаешь. Только меньше пей, а то нечем будет остудить машину», — и при этом заразительно смеялись, смеялся вместе с ними и Шариф.