Горные орлы - [58]
В избе Рахимжан снял вытертый лисий малахай, обнажив коротко стриженную, точно инеем хваченную, голову с засаленной тюбетейкой на макушке.
Седов пригласил старика сесть рядом с собой на лавку и на мгновение задумался:
«Казах! Не стали бы упорствовать…»
— Рахимжан, друг ты мой! Я тебя знаю, и ты меня тоже хорошо знаешь, — Седов замялся, не умея, как объяснить, чтоб Рахимжану все стало понятно сразу.
— Ой, пор мой, Митрий, как не знай старого Рахимжанку! Ты в работниках жил, я в работниках жил. Сколько год вместе у одного козяина жил! — морщинистое лицо казаха осветилось улыбкой.
— Ну, так вот, Рахимжанушка, иди к нам. Не берет у нас сила. И плуги лишние есть, и земли по здешним местам на целую деревню, а лошадей недостача, рук — тоже.
Рахимжана с первых же слов Дмитрия поразило, что он называет его так, как никогда и никто не называл старого бедняка.
«Рахимжанка, востроголовый, немаканый»[18] — вот как звали старого Рахимжанку.
«Однако, что-нибудь хитрит Митрий. Ой, Рахимжан, с русским ухо на затылке держи…»
Вначале он даже испугался немного. Но когда Седов заговорил о пахоте, о пастьбе скота, о чем всегда говорили с ним богатые русские мужики при найме в работники, почувствовал облегчение.
«Не продешевить бы… — прочно засело в голове привычное опасение. — В рядке-то всегда мед с языка хозяина льется…»
Вкус этого «меда» хорошо узнал Рахимжан за долгую жизнь в работниках по срокам.
«Однако, сто рублей до покрова запрошу. Рубаху запрошу, двое штанов, сапоги. Хорошо бы бабе куйлюк[19]выговорить, обносилась старуха…»
Рахимжан закрыл глаза, прикидывая будущий заработок.
«Много, однако, сбавить можно… Мужик хороший Митрий, сам в работниках жил…» Старик уже плохо слушал Седова и все рассчитывал, за сколько же ему окончательно сговориться работать у артельщиков до покрова.
— Ну, как ты смотришь на это? Нужда-то тебе зубы изъела, сам знаешь… А что ты казах, а мы русские — это не беспокойся, она, брат, советская-то власть, всех выравняла. А я им, ежели чего, я им отрежу на рупь с полтиной…
— Согласен я! Вот только ценой сойдемся как? Срок какой? Хлеб посеешь ли, деньгами ли платить будешь? Одежка-обувка как? Сам нанимался, сам знаешь. Казах-пастух — бедный человек — у его все тут, — Рахимжан выкинул жилистые, коричневые руки и вопросительно посмотрел на Седова.
Долго не мог понять старик: как же это так можно бедному казаху, у которого только две руки да две лошади, на равных правах работать с русскими мужиками? У них и скотина, и бороны, и плуги, и машины, и хомуты, и земля, и семена, и пчелы, и маралы. А у Рахимжана только старая хозяйка Робега да рваная кошемная юрта.
И что еще удивляло пастуха: ему за работу одинаковый выделят пай, подсчитают и выделят.
— Ради бога, найми ты меня! — возражал он на все доводы Дмитрия.
В избу вошла жена Седова Христинья, а вскоре собрались и все артельщики. Дмитрий рассказал о своем решении и глядел только на председателя.
— Как же вы смотрите, товарищи? Рахимжан такой же, как мы, вечный батрак, к тому же еще в прошлом угнетенец…
Герасим Петухов нахмурился.
Седов умолк.
Раньше всех выскочил Изот.
— Выпишусь! А с нехристью робить не стану! Да тут одни мужики засмеют… Да тут… — расходившийся Изот не выдержал сурового взгляда жены и потупился.
— Товарищи! — начал Герасим. — Вроде как бы опять: я словно по сговору с Зотейкой Погонышем в одних мыслях. Но, товарищи, не могу я, организьма не дозволяет… И батрак, и угнетенец — все верно, а кыргыз!.. Ну, как я с ним из одной чашки хлебать стану? Да опять же, ежели еще и со свининой, так он и сам не согласится. Потому закон мухамедов ему кобылу есть дозволяет, а меня от одного ее запаха с души воротит. А вот давай-ка конишек у него наймем да и самого его на срок в работники. А так, чтобы совместно русским с кыргызом… Митьша, хоть сердись, хоть не сердись…
Седов менялся в лице: пальцы его то комкали конец скатерти, то взлетали к вороту и нервно расстегивали пуговицы.
— Да таких голубчиков, как ты, не только из великой партии и из артели, но и из республики в три шеи гнать надо! — не выдержал, закричал Дмитрий. — Мы с ним пять лет у Автома Пежина на одних правах в работниках жили. И ели, и спали вместе. В отряде у нас казахи умирали за советскую власть. А ты…
Лицо Седова побледнело, налившийся кровью глаз был страшен. Христинья схватила ковшик воды и поднесла его к побелевшим губам мужа. Зубы Дмитрия стучали о ковш. Он глотнул воды и опустился на лавку.
Герасим Андреич запустил пальцы в короткую курчавую бородку. Грудь у него, так же как и у Седова, поднимала рубаху.
— Я это же, что и Митрий, товарищи, ляпну, — Матрена грозно стукнула по столу кулаком. — Вскуковал ты, Герасим, нехорошую, обидную песню. Пусть он кыргыз, но, надо прямо сказать, кыргызец — огонь! И хоть он будто и под годами, а на работу удал. И еще которых молодых, — Погонышиха презрительно посмотрела на мужа, — за пояс, как рукавичку, заткнет. И мы с работящей его женой Робегой в девках подружками были, и несколько лет вместе светлоключанских коров пасли. И тоже всякий кусок хлеба делили.
Герасим Андреич не выдержал, махнул рукой.
В сборник «Страсть» Ефима Пермитина, лауреата Государственной премии РСФСР имени Горького, вошли рассказы, основная тема которых — человек и природа, их неразрывная связь.Почти все рассказы, вошедшие в книгу, публикуются впервые. Произведения эти несут на себе отпечаток самобытного таланта автора.
В семнадцатый том «Библиотеки сибирского романа» вошел роман Ефима Николаевича Пермитина (1895–1971) «Ручьи весенние», посвященный молодым покорителям сибирской целины.
Книга «Три поколения» — мой посильный вклад в дело воспитания нашей молодежи на героических примерах прошлого.Познать молодежь — значит заглянуть в завтрашний день. Схватить главные черты ее характера в легендарные годы борьбы за советскую власть на Алтае, показать ее участие в горячую пору хозяйственного переустройства деревни и, наконец, в годы подъема целины — вот задачи, которые я ставил себе на протяжении трех последних десятилетий как рядовой советской литературы в ее славном, большом строю.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Издательская аннотация в книге отсутствует. _____ Короткую и яркую жизнь прожил славный сын бурятского народа Доржи Банзарон. Судьбе этого видного ученого и общественного деятеля и посвящен роман Чимита Цыдендамбаева (1919–1977). Страшное беззаконие, насилие и произвол, с которыми сталкивается юный Доржи, развивают в нем тягу к знаниям, свободомыслие, стремление облегчить участь родного народа. Он поступает в Казанский университет. Ум, образованность, общительный нрав открывают ему сердца и души студентов и преподавателей, среди которых было немало замечательных людей.
Новая автобиографическая повесть И. Лаврова «Путешествие в страну детства».
Первое издание романа «Бабьи тропы» — главного произведения Феоктиста Березовского, над совершенствованием которого он продолжал работать всю жизнь, вышло в 1928 году. Динамичный, трогательный и наполненный узнаваемыми чертами крестьянского быта, роман легко читается и пользуется заметным успехом.Эпическое полотно колоритно рисует быт и нравы сибирского крестьянства, которому характерны оптимизм и жизнелюбие. Автор знакомит читателя с жизнью глухой сибирской деревни в дореволюционную пору и в трагические годы революции и гражданской войны.
Издательская аннотация в книге отсутствует. _____ Горе в семье богатея Епифана Окатова: решил глава семейства публично перед всем честным народом покаяться в «своей неразумной и вредной для советской власти жизни», отречься от злодейского прошлого и отдать дом свой аж на шесть горниц дорогому обществу под школу. Только не верят его словам ни батрачка Фешка, ни казах Аблай, ни бывший пастух Роман… Взято из сети.