Горький апельсин - [73]

Шрифт
Интервал

Рядом с нами болталось все на свете – все эти куски и части корабля, все, что было не закреплено. Казалось, прошла целая вечность – а я так и не могла отыскать глазами Питера. Мы с ним расцепились, когда упали в воду. Нас с Финном потащило ко дну: надо мной поплыли всякие штуки – бочки, куски корабля, даже коровы. И тогда Питер схватился за мою лодыжку и сжал ее мертвой хваткой – он тянул нас вниз. Поэтому я выпустила Финна. Просто развела руки и отпустила. Я пыталась вытолкнуть его наверх. Я думала, кто-нибудь, какой-нибудь матрос найдет его и выловит. Но когда мы с Питером в конце концов добрались до поверхности, Финн пропал. Я больше никогда его не видела.

– Ты хочешь сказать – он утонул?

Меня потрясли ее слова. Я-то ждала той части истории, где их спасают. И грустного эпилога, когда Финна отдают на усыновление.

– Да, – ответила она. – Он погиб. А потом, когда мы жили в Шотландии, вдвоем, мы с Питером заключили соглашение. Поклялись: что бы ни случилось, мы всегда будем вместе. Чтобы никто из нас никогда не остался один. Ни он, ни я.

Я не стала просить у нее объяснений. Я больше ничего не хотела знать. Мы обе молча смотрели на деревья. Она боком улеглась на каменную скамью, поджав ноги и опустив голову мне на колени. Где-то среди ветвей пел дрозд, и под эту красивейшую в мире песенку я положила ладонь ей на голову.

Наконец она спросила:

– Ты веришь в рай и ад? – Когда я не ответила, она повернула голову, чтобы посмотреть на меня, и произнесла: – Я знаю, что ты веришь в Бога, Фрэн. Я видела тебя в церкви. В тот раз, когда закашлялась вином. – Она улыбнулась, но улыбка вышла натянутая.

– Думаю, раньше верила.

– А теперь – нет?

– Даже не знаю.

– Питер вот ни во что такое не верит. Он даже не желает это со мной обсуждать. Говорит, ему надоели мои католические предрассудки. Отец Крег твердил, что я попаду в ад. За то, что верю: мой ребенок – второй Христос. И он говорил, что ребенок тоже попадет в ад. Но в письме мисс Лэндерс, в том самом, которое напечатали в «Пути женщины» и за которое она получила гинею, было сказано, что ад – это жестокая выдумка, что ее распространяет церковь, чтобы нас запугать, держать нас под контролем, и что его не существует.

– Может, она и права.

– Но где доказательства? – крикнула Кара, садясь на скамье.

– А где доказательства всего остального? – отозвалась я. – Во все эти штуки или веришь, или нет.

– Но мне надо знать, – прошептала она. – Мне надо знать, существуют ли эти места.

– Когда-нибудь узнаешь. Как и все мы.

– Нет, Фрэн. Я больше не могу ждать. – Она взяла меня под руку. – Мне надо знать прямо сейчас.

Она глядела на меня, пока на коже у меня не поднялись волоски, и я подумала: да, Питер прав, нам и правда нужно присматривать за ней, ее не следует оставлять одну.

* * *

Мы возвращались через лес, и плотная почва под ногами влажно пружинила там, где за долгие годы слежались слои никем не потревоженных опавших и гниющих листьев и иголок. Тропинка почти исчезла, склон холма круто уходил вниз. Я шла впереди, вонзая в землю каблуки и приподнимая подол халата, чтобы не наступить на него и не свалиться. Я думала о том, как Питер в ужасе цеплялся под водой за Кару, как он потерял своего ребенка – или, по крайней мере, ребенка, которого воспринимал как собственного.

– Я знаю, что ты мне на самом деле не веришь, – произнесла Кара за моей спиной, совсем близко. – Насчет того, что у Финна не было отца.

Я остановилась, и она налетела на меня, когда я к ней поворачивалась, и мы обе чуть не потеряли равновесие. Мы ухватились друг за друга в каком-то странном объятии – словно две давние подруги. Она взялась за мои локти, помогая мне стоять прямо, и вестибулярный аппарат шепнул мозгу, что если сейчас она меня выпустит, то я полечу спиной вперед, кувыркаясь по склону холма, отскакивая от деревьев, до самого озера.

– Я верю, Кара, верю, – отозвалась я. Меня пугала ее напряженная серьезность.

– Мы с Питером не занимаемся любовью. – Она прошептала эти слова мне на ухо.

– О… может быть…

– Нет, – отрезала она. – Мы ни разу не занимались любовью, никогда.

Она помогла мне обрести устойчивость и отпустила. Мы отступили друг от друга на шаг.

– У него не получается… ну, сама знаешь… эрекция. Мы пытались, точнее, я пыталась. Много раз. Но он вечно твердит, что или слишком устал, или слишком занят. Я знаю, что это просто отговорки. Чтобы избежать смущения, разочарования. – Она тяжело опустилась на землю. – Я всегда думала, что у него и с Мэллори не выходит – и, может, вообще ни с кем.

Меня потрясло от мыслей о Питере в таком ключе.

– Но я его не брошу, – заявила Кара. – После всего, что случилось. Он обо мне заботится. Кто бы еще стал так обо мне беспокоиться, кто бы простил меня? И потом, куда бы я делась?

– Ты могла бы вернуться в Ирландию.

Мои слова прозвучали более язвительно, чем мне хотелось, но она, раздумывая о чем-то своем, похоже, не заметила этого.

– В Ирландию? – переспросила она. – Скорей умру, чем вернусь в Ирландию.

– Ну ладно, – сказала я. – Пойдем к дому.

Но она продолжала сидеть на земле.

– Хотя вообще-то я думала, – проговорила она, – что, может быть, Питер все-таки мог делать это с Мэллори. Что это со мной что-то не так. Что во мне есть что-то такое, что ему не нравится. Одно время мне казалось: это потому, что она получила образование, училась в университете, а я – нет. Но Питер презирает все эти университеты.


Рекомендуем почитать
Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Мадонна и свиньи

Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.


Двадцать веселых рассказов и один грустный

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Маска (без лица)

Маска «Без лица», — видеофильм.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.


Рассказы

Рассказы о бытии простого человека в современном безжалостном мире.