Горислава - [15]
В деревне меня нарекли монашкой, отшельницей. Но я от людей не откольница. Молюсь за них, помогаю. Раньше брюха у больных правила. Ячмени, бородавки сводила. Если ячмень на левый глаз сядет — перевязываю ниткой пальцы правой руки: средний и безымянный. Ячменю не грех фигу показать. Поднеси ее близко, пошепчи: новосел, не на ту землю сел. Кому соринка в глаз попадет — пущу под веко семя льняное. Любую соринку выгонит. Иной всю жизнь проживет и не знает, что кол в землю надо с водой забивать. Дури-ком лезет. Строители в деревне коровник строили и всухую забивали. Школы большие закончили, а такую премудрость не знают.
Не откольница я. Постуюсь. Молюсь двуперстно. Книги древние до дыр зачитала. Пужливая только: боюсь бесей, не растерзали бы. На мне грехи есть: не всегда постовалась, ребеночка с глухим парнем нажила. По нашему обету строго спрашивается: неженатые не женитесь, женатые разженитесь. Всю жизнь каюсь, согрешение замаливаю. Молодой была, глупенькой. Пойду в лес — за птичками, за бабочками подсматриваю. Они друг на дружку прыгают, топчатся, любятся. Стыдно, но смотрю. Помолюсь и снова смотрю… и так нутро распаляет — моченьки нет. Почешу под подолом и в деревню. О ту пору глухой, молоденький конюх стал приставать. Его мне бес поднес. Барахтались с ним на сене. Добарахтались. Убедил меня, что с застойной плотью с ума сходят… ну и ввел в согрешение. У трехперстников-щепотников книги иные. Они учат: для детоплодия брак дается. Во брак с глухим вера моя не пущала. А по своему ребеночку сердце ныло. Не выстругаешь же его из осинки. Живого хотелось. Жизненное свое берет. Плоть молитвами не усыпишь.
Сынка мой родился перед Благовещением. На восьмой день имя ему дали — Витенька… Выродила, значит, сынку, реву слезами, шепчу: Богородица, Дева, радуйся… Как думаешь, не растерзают меня беси за давний грех?
— Не посмеют.
— Вот и я так думаю. Но тюрьму сынке они подстроили. Говорила ему: «Оставь в покое вино, брось карты, живи по-путнему — копейку мозолями добывай. Прутики грызи, побирушничай, но не воруй». Вот и сел за провинку. Стал тюремным кашеедом.
Мавра обрадована моим приходом. Торопится выговориться, излить обиды, услышать сочувственные слова, разложить в рассказах на кусочки, на осколочки свою летящую к закату жизнь.
Лицо отшельницы припухлое, одутловатое, с красносиними прожилками. Под угрюмыми карими глазами складчатые мешки. Округлый подбородок в тонких завитушках сивых волосинок. На правой щеке крупная родинка. Почти посередине лба красное пятно. Мне подумалось: неужели моление выкрасило лоб?
— Много молишься, Мавра?
— Усердствую до пота. Часами поклоны отбиваю.
— Горислава и Нюша тремя пальцами крестятся. Не ругаетесь?
— Пусть щепотью молятся. Они щепотью и соль берут. Я — двуперстная. Чего мне с подругами делить, чего ругаться? У нас теперь одна крепкая вера осталась — старость. За последние годики жизни хватаемся. За них молимся, заступит просим… Вот так живешь-живешь, молишься-молишься, соберешь мысли в комок и думаешь: зачем? Отчего одному клопы да плошки, другому платья да брошки?.. Беси мне каверзы творят. Витеньку отняли. Болезни в меня напускают. Я сынку по-своему крестила: в омутище. Еще по холодной воде крещение было. Стал расти, как на опаре. Меня колдовкой обозвали. Молитвам Витеньку усердно учить принялась, да школа обезбожила, от веры отбила. Классы ему туго давались: недоумком родился. Сама виновата: в Преображение рыбку не поела. Тяжко его рожала, всю меня, как бересту на огне, скручивало. Родился худенький — кожица да косточки. Потом наливаться стал. Плакал редко, легкие не развивались.
До шести недель шлепала его, чтоб поревывал. В бане одного оставляла. Раскричится, ором зайдется, зубенки стисну, не иду. Ночью нисколько с ним не важивалась. Родила, пела: Богородица, Дева, радуйся. Ну и помогала она мне. Кормила я сынку титяшным молоком три года, пока голова не разболелась. Поноса у него не было. Коростья не одолевали. Я в людях и кормилицей была: трех чужаков своей грудью выходила. Но беси распрогневались на меня. В интернате дружки Витеньку безбожеству обучили. Хулиганам в руки дался. Покуривать стал, матерщинничать, за рюмку хвататься. Приехал перед армией с дружками. Я им провожаны устроила. Овечку забили, шиш-лыки жарили.
Из-под крыльца выбежала крупная темная крыса. Встала столбиком возле отпиленной чурки. Мавра проворно, с охотничьим азартом сдернула с ноги старую калошу, запустила в крысу: она юркнула под кучу наношенного хламья.
— Ах, беси проклятые! Житья от вас нет! У курей яйца таскают. В избе пол изгрызли. По столу бегают. Расставлю капканы, да по забывчивости сама в них и вляпаюсь. Писала в сельпо, чтобы «крысиду» привезли. В конверт вместо заявления по ошибке молитву вложила. Наверно, письмо мое не в потребиловку — в церковь батюшке попало. Как думаешь, божественные люди на учете в церквах?
— До Авдотьевки церковникам дела нет.
— Зря. Раньше и на обласках ездили. Привезут молитвы, увезут пушнину. Надо в сельпо снова про «крысид» отписать. Забыли об нас. Черт всегда в законе, человек в загоне. Исчезла школа. Больничка рухнула. Мы скоро все в землю рухнем. Зачем жили, иконам кивали? Одно понятно: бог смолчит, человек словчит. Кто через колено законы гнет, тому и прощение выпадает. Сынка закон не согнул. Приехал как-то весенним Васюганом, платочек в крупную полоску привез. Спрашиваю: «Как живешь, Витенька?». Отвечает: «Живу, мама, как картошка: если осенью не съедят, весной посадят…». Накаркал себе беду.
Стоит в глубине сибирской тайги на высоком берегу раздольной Оби городок Колпашево. Давно стоит — считай, сотни четыре лет. Всякое в нем происходило в разное время. Но когда пришли мутные и мрачные тридцатые годы прошлого века, выросла на окраине Колпашева жуткая Ярзона — расстрельная тюрьма НКВД. В глубине могучего Колпашевского яра возник целый лабиринт штолен и штреков, где в течение целого десятилетия уничтожали «врагов народа» кровавые палачи — «чикисты». О судьбе одного из них и о том темном времени и повествует новый роман известного сибирского писателя Вениамина Анисимовича Колыхалова.
Есть на Оби небольшое сельцо под названием Нарым. Когда-то, в самом конце XVI века, Нарымский острог был одним из первых форпостов русских поселенцев в Сибири. Но быстро потерял свое значение и с XIX века стал местом политической ссылки. Урманы да болота окружают село. Трудна и сурова здесь жизнь. А уж в лихую годину, когда грянула Великая Отечественная война, стало и того тяжелее. Но местным, промысловикам, ссыльнопоселенцам да старообрядцам не привыкать. По-прежнему ходят они в тайгу и на реку, выполняют планы по заготовкам — как могут, помогают фронту.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.
Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.
Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.
УДК 821.161.1-31 ББК 84 (2Рос-Рус)6 КТК 610 С38 Синицкая С. Система полковника Смолова и майора Перова. Гриша Недоквасов : повести. — СПб. : Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2020. — 249 с. В новую книгу лауреата премии им. Н. В. Гоголя Софии Синицкой вошли две повести — «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Гриша Недоквасов». Первая рассказывает о жизни и смерти ленинградской семьи Цветковых, которым невероятным образом выпало пережить войну дважды. Вторая — история актёра и кукольного мастера Недоквасова, обвинённого в причастности к убийству Кирова и сосланного в Печорлаг вместе с куклой Петрушкой, где он показывает представления маленьким врагам народа. Изящное, а порой и чудесное смешение трагизма и фантасмагории, в результате которого злодей может обернуться героем, а обыденность — мрачной сказкой, вкупе с непривычной, но стилистически точной манерой повествования делает эти истории непредсказуемыми, яркими и убедительными в своей необычайности. ISBN 978-5-8370-0748-4 © София Синицкая, 2019 © ООО «Издательство К.
УДК 821.161.1-3 ББК 84(2рос=Рус)6-4 С38 Синицкая, София Повести и рассказы / София Синицкая ; худ. Марианна Александрова. — СПб. : «Реноме», 2016. — 360 с. : ил. ISBN 978-5-91918-744-8 В книге собраны повести и рассказы писательницы и литературоведа Софии Синицкой. Иллюстрации выполнены петербургской школьницей Марианной Александровой. Для старшего школьного возраста. На обложке: «Разговор с Богом» Ильи Андрецова © С. В. Синицкая, 2016 © М. Д. Александрова, иллюстрации, 2016 © Оформление.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.