Гордые и свободные - [36]

– Ты бы слышал, отец, какие песни распевают джорджийцы, – воскликнула Темпл и запела:

Дитя природы, нас покинь,

Твой новый дом среди пустынь,

За речкой Миссисипи,

В краю орла и выпи.

Покинь же нас, покинь.

– А я знаю еще одну песенку, – насмешливо подхватил Клинок. – Они поют:

Мне б подружку помилей

Да землицы пожирней

У индейцев отобрать,

Чтобы жить – не горевать.

– Нет, этой песни я не слышала, – весело ответила Темпл, но, встретившись глазами с Клинком, порозовела.

– А правду говорят, что набеги джорджийцев становятся все более наглыми, причем не только в наших местах? – спросил Шавано Стюарт по-английски, чтобы Элайза не чувствовала себя в разговоре лишней.

– Да, я читал об этом статьи в «Фениксе», – подтвердил Уилл.

– А писали там о том, как гвардейцы топтали наших сородичей копытами коней? – спросил один из соседей. – Одного старика, который замешкался, открывая ворота, они застрелили. Другой, видевший эту сцену, пошел и повесился – не вынес такой жестокости.

– Мы все в опасности, – подхватил другой. – Когда они нагрянули к тебе на плантацию…

– Что? – вскинулся Уилл и нахмурился. – Когда это произошло?

Наступила тишина. Темпл открыла было рот, но Элайза ее опередила:

– В начале месяца. Я не стала вам об этом рассказывать, потому что ничего особенно ужасного не произошло. Они почти сразу же удалились.

Темпл улыбнулась:

– Если б ты видел, отец, как вела себя мисс Элайза, ты бы ею гордился.

Учительница покраснела, а Темпл принялась во всех подробностях рассказывать тот памятный эпизод.

– Я сердечно вам благодарен, мисс Холл, – тихо сказал Уилл, когда Темпл закончила.

– Благодарить совершенно не за что, – смутившись, пробормотала Элайза. – Ваша дочь преувеличила мою роль в этой истории и преуменьшила свое участие.

– Сомневаюсь, – сухо прокомментировал ее слова Уилл. – Однако я вижу, что этот разговор вам неприятен.

Он отвернулся, и Элайза вздохнула с облегчением.

Вскоре разговор вновь повернул к наболевшим вопросам: плантаторы подсчитывали, сколько скота угнали у них джорджийцы с начала года – получилось, что никак не меньше пятисот голов. Говорили о сожженных домах, о белых поселенцах, уже начавших переезжать в Джорджию, предвкушая пресловутую лотерею.

Хуже всего было то, что на земли индейцев устремились торговцы спиртным, хотя местные законы строго-настрого запрещали продажу горячительных напитков. Однако штат Джорджия объявил индейское законодательство недействительным. Местным судьям и полицейским запрещалось задерживать виноторговцев. Многие индейцы, подавленные событиями последних лет, пристрастились к пьянству. Кое-кто, напившись, впадал в буйство и совершал преступления. Всевозможные проходимцы и шулера нахлынули в индейскую территорию со всей страны, всячески обманывая и обсчитывая местных жителей.

Выслушав все эти невеселые вести, Уилл Гордон сказал:

– И все же отчаиваться нельзя. Давайте последуем примеру нашего главного вождя Джона Росса и достопочтенного майора Риджа. Пусть все знают, что индейцы чероки держатся заодно и ни за что не подпишут договор о переселении.

Далее Уилл Гордон сказал, что индейцы не одиноки в своей борьбе, в Вашингтоне и в Конгрессе у них немало союзников. Негодяй Джексон стал заклятым врагом индейцев, но на следующих президентских выборах – а до них остался всего год – многие сулят победу его сопернику Генри Клею. Этот человек относится к индейцам чероки с симпатией и не станет настаивать на пересмотре существующего договора.

Его слова звучали так убедительно, что спорить никто не стал. После обеда говорили о планах на будущее, о том, какой стратегии придерживаться в борьбе за свои права.

14

Гордон-Глен

7 июля 1831 г.

На свадьбу дочери Уилла Гордона и сына Шавано Стюарта, свадьбу, которая должна была породнить два самых респектабельных семейства народа чероки, съехались сотни гостей: соседи, родственники, друзья, причем некоторые из них прибыли на торжественную церемонию издалека.

Элайза сшила себе по такому случаю новое платье – цветастое, легкое, с кружевным воротником, газовой пелериной и прозрачными рукавами, как нельзя лучше соответствовавшими южному климату. В порыве расточительства она даже купила розовую шелковую шляпку. Если учесть, что у нее имелись вполне приличные черные туфли, теперь она могла считать себя хорошо одетой и даже модной. Это ее радовало, хотя Элайза сама не понимала, почему.

Она ужасно нервничала и удивлялась тому, что Темпл кажется такой спокойной. Невеста с завидным аппетитом поедала все угощения, приготовленные матерью и теткой. Казалось, Темпл ни при каких обстоятельствах не способна потерять присутствия духа. Элайза искренне завидовала хладнокровию своей ученицы.

По окончании банкета Темпл поднялась и обернулась к матери. Виктория Гордон попыталась улыбнуться, но на ее ресницах блестели слезы. Мать и дочь обнялись, потом Виктория дрожащими руками подняла высоко над головой одеяло и колос пшеницы.

– Пора! – крикнул кто-то из гостей.

Элайза смотрела во все глаза, ожидая увидеть нечто необычное. Может быть, этим и объяснялось то, что она так волновалась? Темпл захотела, чтобы бракосочетание проходило не только по христианскому, но и по индейскому обряду. С одной стороны, Элайзе было любопытно посмотреть на брачный ритуал чероки, с другой – смущал налет язычества, не подобающий такому святому дню.