Гордое сердце - [12]

Когда все ушли, в эту первую ночь они совершили совместный обход всего дома, чтобы удостовериться, чтобы осмотреть все еще раз — гостиную, столовую, кухню, прихожую, лестницы, две спальни, небольшой кабинет Марка и маленькую ванную, отделанную желтым кафелем. Марк хотел подняться в мансарду, но она остановила его:

— Не поднимайся! — крикнула она. — Там ничего нет. Я даже не решила еще, что сделаю наверху.

Это было правдой, она даже не была там с тех пор, как принесла туда незавершенную голову и свой рабочий инструмент. Так что они повернулись и снова спустились вниз, чтобы посмотреть, действительно ли дымоход в гостиной вытягивает дым. Если да, то Марк разожжет огонь. Это было необязательно, поскольку ночь была такой тихой и теплой, что они оставили открытой входную дверь и могли наблюдать за тем, как в конце улицы внезапно погасли фонари, а затем — свет в домах их друзей. Это было завораживающе красиво. Она чувствовала бодрость, веселье, которое с каждой секундой росло в ней при мысли об ее жизни, об этом свете, о друзьях, о доме и о Марке, ее муже. Вниз по улице, за углом, жили ее родители и Мэри; там прошло ее счастливое детство. Она была очень счастлива. Почему отец сказал ей «прощай»? Она не должна оставлять позади что-либо, когда ушла с Марком. Все это было здесь, с ней. Если она захочет, то сможет стремительно спуститься по улице, завернуть за угол, отворить дверь и вернуться опять в свое детство.

Однако ей не хотелось никуда возвращаться. Она, полная желания, повернулась к Марку:

— Я счастлива! — страстно прошептала она. Они сидели у камина, согретые, и ели. — О, это будет — слава мне!.. — с придыханием запела она.

Марк рассмеялся:

— Впервые я услышал, как ты поешь это, — сказал он, — когда тебе было пять лет и ты шила тогда платье для своей куклы, сидя на верхней ступеньке крыльца.

— Разве? — воскликнула она. — Дорогой, ты помнишь?!

— Ты не осознаешь, когда поешь эту песню, не так ли? — спросил он.

Она покачала головой.

— Это у меня выходит само собой, — ответила она.

* * *

Остальную часть утра Сюзан мучила та боль, которой она опасалась с того момента, как налила Марку вторую чашку кофе. Тогда и он посмотрел на часы.

— Десять минут, — сказал он многозначительно.

Она стремительно подбежала к часам, развернула их циферблатом назад, чтобы Марк не мог их видеть. В этот миг она почувствовала, что дом будет невыносимо пустым без него.

— Если бы ты мог работать дома, — тоскливо проговорила она. — Если бы ты был художником или писателем…

Он наклонился, чтобы поцеловать ей руку. Она напряженно посмотрела на него.

— Я должна запомнить тебя на эти три с половиной часа.

— Я даже не уверен, смогу ли прийти сегодня домой на обед, — печально сказал он. — Кто-то хочет посмотреть старый дом Грейнджера.

— О, Марк, — простонала она. — Целый день…

— Боюсь, что так, дорогая, — сказал он, встал и повернул часы снова циферблатом вперед.

Этот момент ухода был мучительным, момент, когда его одинокая фигура скрывалась за углом.

После того, как они поженились, ее стали согревать тысячи вещей, которые ей нужно было делать. Она стремительно прошлась по дому, наводя чистоту, приводя их владения в порядок. И когда она ходила по дому, то внимательно осматривала каждую комнату, изучая каждую деталь, словно собиралась изобразить ее на картине, расставляла стулья, поправляла неопрятно спущенную занавеску, перед ней пятнами возникали выразительные цветовые сочетания. Дом был весь перед ней, составленный из совершенства каждой отдельной комнаты. Но это совершенство было не неподвижным, оно должно было жить, участвуя в их с Марком жизни. Это должен быть их дом, живущий ею и Марком. Она старалась сделать кабинет таким, чтобы он нравился Марку: поставила туда длинную софу, где могло бы лежать его долговязое тело, подушки она положила плоские, поскольку, уставая, Марк любил лежать на плоском. Письменный стол был массивный, прочный, с аккуратно расставленными письменными принадлежностями. На стенах висели светлые и простые картины. Странно было то, что она понимала его вкусы лучше, чем свои собственные. Она ежедневно вносила в свои владения изменения, не будучи уверенной ни в чем. Может, лучше поставить свой туалетный столик к окну, чтобы он лучше смотрелся, или, наоборот, передвинуть его поближе к кровати? Цветы поставить туда или сюда? Она все время была неудовлетворенна, неспособная найти то, что ей нужно.

Посмотрев на часы в полдень, она почувствовала себя виноватой, что время без Марка проходит для нее так быстро. Она чуть не прозевала, как он пришел. Услышала его голос, раздавшийся из прихожей:

— Они не пришли, милая! Я дома!

— О, Марк! — она устремилась на кухню и сразу принялась готовить все сразу. Было приятно и весело наблюдать, как быстро она все готовит: отбивные, горох, салат — затем расставляет еду на столе, а между тарелками водружает вазу с цветами — живыми, а не искусственными. В этом доме никогда не будет искусственных цветов!

— Вот! — сказала она через пятнадцать минут.

— На свете нет таких, как ты! — восклицал он, пододвигая ей стул.

— О, пустяки! — сказала она. — Я не люблю, когда ты говоришь так.