Гонзо-журналистика в СССР - [16]

— Давайте спать! — сказал Викторович, — Никуда он не денется.

***

— Помогите, хлопцы-ы-ы! Меня парализовало! Петро-о-о-ович, у меня столбняк! Продавщица какую-то дрянь в масло подмешала!

— ...я-я-я-я-ть!!! ИВАН!!!

Утро началось с первыми лучами солнца, которые разбудили Ивана на крыше, а он разбудил нас. Зато — проснулись. Раскрутили товарища, спустили на грешную землю — и отправились обследовать ВЛЭП.

По всему выходило — виной были аисты. Печальная статистика — большая часть коротких замыканий на высоковольтных линиях случается именно по вине этих летающих товарищей. Страдает энергосистема, погибают птицы...

— Что делать — не представляю! — посетовал Чуйко, — Вьют буслы гнезда на опорах — это полбеды, хотя тоже очень некстати. Порой обрывы случаются. И вот так по-дурацки гибнут. Жалко! Красивые птицы.

— Послушайте, Осип Викторович! — у меня в голове щелкнуло, — А хотите — рацуху? Даже две!

Я понятия не имел — делали тут такое или нет, но... В Дубровице в начале двухтысячных при нашем городском РЭС открылся цех, где на месте сваривали приспособления как раз для противодействия аистам. Обычные рогульки, перекрученные стальные прутья, которые крепились на поперечинах опор вверх штырями. Аист, он же бусел — птица умная, на такую ненадежную конструкцию садиться ни в жизнь не будет!

А что касается гнезд...

— А что — гнезда? — заинтересовался дед.

— А вот специальный такой конус, или площадочку на кронштейне крепить на вершину бетонной опоры? Чтобы проводов и изоляторов никак не касалось? Деревянные столбы — Бог с ними, а бетонные-то выдержат! — это я видел тоже в будущем, в Малоритском районе Брестской области.

— Во дает! — дед с удивлением глянул на меня, — Петрович, слышал? Как думаешь — Цыцуру уговорим?

— Цыцура тоже за буслов переживает. Думаю — уговорим! Дело хорошее! Таких хреновин установи через десять столбов на одиннадцатый — и остальные будут в безопасности. А рогульки эти — пф-ф-ф, это ж как два пальца об асфальт. Там работы на пять минут для толкового сварщика.

— Это что — не зря мы тебя с собой взяли, получается, а? Не такой ты и ёлупень? Могёшь! — усмехнулся дед, и мне на душе стало очень-очень тепло.

Глава 6, в которой ведутся странные и многообещающие разговоры

В Дубровице действовал литературный клуб. Они собирались в библиотеке имени Крупской, читали вроде как стихи и делали вроде как разборы произведений. Кое-кто из сих насквозь творческих личностей даже публиковался порой в нашем "Маяке" на литературной страничке. Я не особый специалист в плане поэзии и литературы, зарифмовать могу разве что слова "попа" и "жопа", но если "литературка" шла в публикацию в те дни, когда дежурил по редакции я... Это было больно.

И вот меня пригласили на заседание клуба. "Каллиопа" — вот как он назывался. Наверное, хотели заметку про себя, красивых. По-другому это приглашение расценить я не мог, так как стихов не писал, а мои байки — это всего лишь байки, но никак не литература. Патронкин — председатель этого сообщества по интересам — вел заседания, предоставляя слово каждому. Бойкие пожилые дамы и стремные моложавые товарищи с немытыми волосами декламировали свои шедевры, остальные перешептывались меж собой о том, какое же это убожество, а вслух произносили хвалебные речи и хлопали в ладоши.

— Браво! Талант! Замечательно!

А потом сами точно так же выходили, декламировали и деланно смущались под фальшивые аплодисменты:

— Право, не стоит... Это не я, это вселенная транслирует откровения через мой совершенный разум, мою тонко чувствующую душу... — и начинали скромно кланяться и улыбаться.

Я никогда не понимал — у них правда настолько болезненная ситуация с самооценкой? Кажется — чего уж проще? Берешь стихи, которые тебе нравятся, например — Блока. Или там — Есенина. И сравниваешь со своими стихами. И думаешь — похоже или не похоже? Ну да, поэзия — дело тонкое, индивидуальное, каждый пишет по-своему... Но тут как и с художниками. Умеешь ли ты красиво рисовать лошадку? Я — нет, так я и в художники не лезу. В поэты, кстати, тоже. Хотя размер подобрать смогу, и "попа-жопа", как говорил выше, срифмую.

— ... мои душевные страдания

Она не может оценить

Души печальные метания

Она не хочет утолить! — закончил очередной поэт, тряхнул сальной челкой и сорвал овацию.

Я скрипнул зубами. Тетенька — кажется, заместитель Патронкина — вдруг придвинулась ко мне чуть ближе и спросила громким шепотом:

— Герман Белозор? Это ведь вы?

— Ну, я...

— Скажите, а кто вам правит тексты?

— Что, простите?

— Ну, тексты — кто их вам редактирует? Вижу же, что ваши очерки написаны просто отлично!

Она вогнала этим меня в ступор. Вот сейчас мне злиться или гордиться? С одной стороны — говорит, что написаны отлично. С другой — выражает прямое сомнение в моей способности писать хорошо. Кто-то типа может поправить мои тексты так, чтобы было "отлично", а я сам так написать — не могу?

— Корректоры запятые ставят, — буркнул я как можно более вежливо.

— То есть вы — сам? — сделала круглые глаза тетенька, — Да ну! Ну, признайтесь же — Светлова вам правит? Или кто-то из области? Я, например, не стесняюсь — мы с Валерием Геннадьевичем очень много работаем над моими стихами...