Гоньба - [11]

«Наш человек». В смысле — бог.

Сильно древнегреческий народ дружно радовался пробуждению природы после зимней спячки (Зима? В Греции?! Вас бы на Таймыр… вот там радости… полные штаны… меховые), размахивал лавровыми веточками, хлебал разбавленное вино и тащил огромные фаллосы из подручных материалов.

— Ура! Весна пришла! Спасибо партии за это! И лично товарищу Дионисию!

В ходе мероприятия («мистерия»), народ постепенно надирался и переходил к явному подтверждению своей готовности воспринять насылаемое богами плодородие и благоденствие.

«Они в любви своей клянутся.

И клятву делом подтверждают».

Мероприятие («драмос») изначально представляло собой шествие. Главную роль играли «козлы», они же — сатиры. От чего и «трагедия» (буквально — «песнь козлов»). Пели песни («дифирамбы»), содержание которых составляли мифы дионисийского круга. Потом набрасывались на зрителей и, особенно, с нетерпением поджидающих этого момента, зрительниц. Старательно доказывая совпадение козлиной внешности и сущности.

Со временем «шествовать» и «набрасываться» стало лень. «Нам и отсюда хорошо видно».

Весной 534 г. до н. э. Феспид в Афинах поставил первое представление с участием «ответчика» — декламатора, который пытался разговаривать с «козлами». Беседа с толпой пьяных мужиков-рогоносцев… зрелище увлекательнейшее.

Эсхилл, полюбовавшись на битых персов в Марафонской битве, добавил второго «ответчика», Софокл — третьего. А Аристофан, ещё сто лет спустя, придумал новый жанр — комедию.

В целом, похоже на «медвежий праздник» у угро-финов. Песни, пляски, маски. Только без секса на каждом углу и котурнов.

Холодно, знаете ли, у нас. На табуретках по снегу не побегаешь. Поэтому в мордве стебутся более… цивилизованно. А не кидаются друг в друга метровыми фаллосами из дерева.

* * *

Прямое заимствование не пройдёт. Нужна «творческая адаптация».

И начали мы, с Хотеном, создавать театральное искусство. Одновременно со словарём терминов. С очень прагматической целью — для спасения жизней людей русских. Путём политической пропаганды. По мотивам народных былин и сказок с частушками.

Маразм — крепчает. День ото дня. У меня, представьте, на выпаривательных аппаратах, где дубильный экстракт делают — поломка. Между прочим — горячее производство. Помимо убытков — есть пострадавшие. Тут влезает Хотен:

— Слышь, Воевода! Тута я монолог Чудища Поганого… А вот енту… ну… реплику я так голосом… У-у-у! Ну… типа по-страшнее… А?

Вот же… блин! И как на это отвечать? — По Станиславскому:

«Можешь играть хорошо; можешь играть плохо; это меня не касается. Мне важно, чтобы ты играл верно».

Вы себе «верно сыграть Чудище Поганое» — представляете?

При этом Хотен обидчив и капризен как девушка в менструацию. Гонор у него… гордыня… как пар из ушей — во все стороны. Мне-то плевать, я могу и в лоб дать, и он это скушает. Но он же и других цепляет! Они обижаются…

Способов унять без потери функциональности…? — Один. Иметь таких «хотенчиков» в хозяйстве много.

* * *

— Трое детей?! Это ж так тяжело!

— Не-а. Тяжело с первым. А потом они сами себя развлекают.

Надо скорее переходить к «потом».

Глава 509

В «семи свободных искусствах» первая ступень (тривиум): грамматика, риторика, диалектика.

Естественным образом борьба с неграмотностью (грамматика) перетекала в риторику. Крестьянину или, там, грузчику это мало надо. Но уже подмастерье обязан связно выражать свои мысли.

Это — катастрофа.

Люди — разговаривать не умеют!

Русские люди — не умеют говорить на русском языке!

Я про это уже… И каждый день! Просто дай человеку текст, чтобы он прочитал. Нормально, громко, с модуляциями…

А уж что-то своё сказать… Кроме выражений и междометий…

Метафизический диспут строится на три шага:

— Да.

— Нет!

В морду.

Беда в том, что я подниманию концентрацию населения. Городки и сёла. Где люди вынуждены общаться друг с другом куда интенсивнее, нежели в обычных «святорусских» деревушках на 2–3 двора.

Ещё: «смешение язЫков». Население каждого селения не только не выходцы из одной общины, «впитавшие с молоком матери» общие нормы поведения, но и выходцы из разных племён. С разными «культурными традициями». Даже — с разными языками. Если они не договариваются — они бьются. До смерти. Просто потому, что не смогли объяснить друг другу — чего хотят.

И вот стоит перед тобой такой… убивец. Ковыряет пальцем штанину и объясняет:

— Ну… я… эта… спросил… типа… а он… эдак как-то… во-от… я и подумал… что он… вроде как… к жёнке моей… У, сука!.. Кажись… А он молчит! Гадина! Ну я его и…

«Его» — топором. Что в руке оказалось. Рука — сработала, язык, мозги — нет.

Что сказать? — Тема понятна, ресурсы выделены, методики формирования базовых навыков уже имеются и используются. — А «убивец»? — А что должно быть за убийство? — «На кирпичи». «До морковкиного заговения». Хотя, по сути, просто не доучили. Не научили русского человека говорить по-русски.

Время. Ни у меня, ни у поселенцев нет времени, чтобы вбить элементарные навыки «разговорного жанра» в подкорку. Чтобы они вылетали первыми, а не после «топором в голову».

Другая тема — «капралы дуболомов».

Я не могу продвигать в начальнику кучу толковых мужиков. Потому что они не владеют риторикой.