Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [68]

. Несмотря на ограниченные возможности нового Комиссариата здравоохранения, имевшего скромное бюджетное финансирование³, впечатляющий объем исследований и дискуссий по проблемам секс-гендерной аномалии был выполнен именно в 192(>е годы.

Юристы и врачи использовали это время для отстаивания своих мнений. Всего через три месяца после введения в действие УК РСФСР 1922 года в «Еженедельнике советской юстиции» [, издании Народного комиссариата юстиции,] анонимный юрист опубликовал статью «Процессы гомосексуалистов», в которой освещались два показательных случая и доказывалось, что в отсутствие закона о мужеложстве гомосексуальное поведение может считаться незаконным и в контексте нового Уголовного кодекса. Статья начиналась словами:

Практика Высшего Судебного Контроля столкнулась за короткое время с двумя редкими процессами, в которых пришлось разрешать вопрос о наказуемости явлений гомосексуализма, т. е. полового влечения к лицам того же пола; правда, оба они попали в НКЮ в незаконченном виде и по случайному поводу, так что не было возможности установить руководящего взгляда на этот предмет в виде определения ВСК, однако исключительность казусов делает их заслуживающими того, чтобы быть отмеченными в судебной хронике. Первый из этих процессов возник в Петрограде, где агенты Губчека заинтересовались периодическими собраниями в частной квартире довольно большого числа лиц, по нескольку десятков человек, по преимуществу военморов. Установив однажды такое собрание, сотрудники ЧК вошли в квартиру, где, к удивлению, застали мирную картину семейного торжества с женихом и невестой в подвенечном платье, дамами в бальных туалетах и т. п., однако необычное замешательство, вызванное появлением органов власти, побудило приступить к выяснению личности присутствующих, и оказалось, что все они, как кавалеры, так и дамы, как жених, так и невеста, — мужчины и что поводом к периодическим собраниям являлись гомосексуальные стремления к сближению мужчин с мужчинами, а квартира, где они собирались, являлась своеобразным клубом или, вернее, притоном для этого рода извращенных людей⁴.

Во втором случае «дело <...> всё еще находилось в стадии следствия». Главной обвиняемой была женщина Евгения, выдававшая себя за мужчину и оформившая в ЗАГСе (отделении Комиссариата юстиции) брак со своей интимной подругой. Обе женщины активно противостояли местным прокурорам, стремившимся объявить акт бракосочетания недействительным. Психиатры также обсуждали эти случаи и в печати, и за закрытыми дверями, и их предложения сильно разнились с рекомендациями, прозвучавшими в анонимной публикации в журнале Комиссариата юстиции⁵.

Ее автор, подписавшийся инициалами Г.Р. и движимый желанием уличить «гомосексуалистов» в преступной деятельности, предложил расширенное толкование статей Уголовного кодекса против «хулиганства» и «содержания притонов разврата». Двум женщинам вполне могло быть предъявлено обвинение в хулиганстве и подделке документов, в то время как действия организаторов «клуба педерастов» подпадали под статью о содержании притонов разврата. Бдительный юрист оспаривал судебнопсихиатрическую экспертизу, обеспечившую «гомосексуалистам» медицинское оправдание, что ограждало их от уголовного преследования. Он цитировал слова о пагубном влиянии извращения на «нормальных» людей из экспертного заключения крупнейшего русского психиатра академика В.М. Бехтерева, которое тот составил во время дознания по делу задержанных петроградских мужчин⁶. Очевидно, что, несмотря на декриминализацию мужеложства, медицина и закон в молодой советской республике объединились с целью искоренить «гомосексуалистов» как «социально-опасных лиц» (ст. 49 УК РСФСР 1922 года. — Ред)⁷.

Юристы, касавшиеся этого вопроса, не были единодушны в понимании, как действовать в отношении «гомосексуалистов». Сомнительно, чтобы статья «Процессы гомосексуалистов» отражала мнение всех правоведов, и вряд ли представители власти в провинции внимательно читали и следовали анонимным рекомендациям журнала Комиссариата юстиции⁸. Сам автор статьи констатировал, что высокими юридическими органами не было выработано «руководящего взгляда на этот предмет». Его рекомендации, изложенные осторожным языком выражающего собственное мнение юриста, вовсе не походили на бюрократический уверенный тон наркома, оглашающего директивы с трибуны⁹. Юридические комментарии к новому Уголовному кодексу Советской России обходили эти рекомендации вниманием по меньшей мере столь же часто, как и соглашались с ними, но, что примечательно, никто никогда не упоминал об этой анонимной статье¹⁰. Отсутствие в новом УК РСФСР 1922 года запрета мужеложства воспринималось многими советскими законоведами как прогрессивная мера. По мнению одного из юристов, мужеложство было декриминализировано потому, что

Наука, а вслед за ней некоторые законодательства отрешились от кары, став на точку зрения, что совершение акта мужеложства с<о> взрослым ничьих прав не нарушает и что последние вольны проявлять свое половое чувство в любых формах, что вторжение права в эту область является пережитком воззрений Церкви и идеологии греховности