Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [67]
Глава 5
ИЗВРАЩЕНИЕ ИЛИ ИЗВРАЩЕННОСТЬ?
Медицина, политика
И РЕГУЛИРОВАНИЕ СЕКС-ГЕНДЕРНОГО ДИССИДЕНТСТВА ПОСЛЕ ДЕКРИМИНАЛИЗАЦИИ МУЖЕЛОЖСТВА
Как советская власть понимала и регулировала однополую любовь?
В 1922 году один амбициозный молодой психиатр, нимало не сомневаясь, что последние научные достижения подвигают
нас к рассмотрению этого вопроса исключительно с медицинской точки зрения, писал:
Врачи смотрят на гомосексуалистов как на несчастных пасынков судьбы, как на калек, подобных слепым, глухонемым и т. п., обязанных своим недостатком лишь физиологическому уродству, но никак не могут считать их злонамеренными развратниками, оскорбляющими общественную нравственность, почему и для обозначения этого болезненного состояния применяется термин извращение (inversio), а не извращенность или тем более развращенностьК
Петроградский профессор Виктор Павлович Протопопов (1880—1957) выступал за прогрессивный подход. Отвергнув религиозные и морализаторские взгляды старого режима и встав на точку зрения, уже обретшую широкую поддержку в медицинских кругах Запада, советская юриспруденция и медицина, был убежден В.П. Протопопов, будут в состоянии поставить на рациональную почву лечение этой половой аномалии, ведь «гомосексуалисты» — это жертвы биологического уродства и не могут нести ответственность за свои сексуальные порывы, а современное общество, свободное от буржуазного филистерства, не вправе более осуждать их на тюремное заключение и вместо этого должно приглашать их в клиники. Советский психиатр писал это, когда новый Уголовный кодекс еще обсуждался в Народном комиссариате юстиции, аргументируя вышеозначенным образом необходимость декриминализации мужеложства.
В политике Коммунистической партии 1920-х годов на первом месте стояли кардинальные вопросы упрочения нового строя. После заболевания В.И. Ленина в 1922 году и его смерти в 1924-м последовала схватка за власть. В первые мирные годы советского режима основной темой дискуссий стали споры И.В. Сталина с его оппонентами по проблемам индустриализации. Именно в этом контексте следует рассматривать двойственность подхода большевиков к однополым отношениям. Большевики считали, что половые вопросы, несмотря на их очевидную важность для революции, были в целом элементами надстройки, которые разрешатся сами собой, стоит сформироваться коллективистскому экономическому и социальному базису. Более того, государство дало указание медицине (которой при старом режиме не доверяли проводить экспертизы) сформулировать на материалистической основе критерий, какие граждане являются «здоровыми», а какие — «патологическими». Подобные ожидания соединились с намеренным изъятием «мужеложства» из первого революционного Уголовного кодекса. Образовался дискурсивный вакуум, способствовавший плюрализму подходов к секс-гендерному диссидентству. Единой или официальной точки зрения на гомосексуальность в период декриминализации мужеложства (1922—1933 гг.) не было. Наоборот, и эксперты, и управленцы исповедовали самые разнообразные взгляды.
Мало кто из психиатров, подобно В.П. Протопопову, посвятил свои исследования исключительно гомосексуальности. Споры между адептами различных точек зрения редко выходили на публику, но тем не менее об аргументах сторон можно судить по дискуссиям того времени. Несмотря на введение нового Уголовного кодекса, некоторые юристы и милицейские чины продолжали относиться к гомосексуалам с подозрением. Одновременно небольшая часть психиатров и специалистов по эндокринным заболеваниям, опираясь на новейшие открытия в сфере половой ориентации, предложила собственное понимание гомосексуальности: однополое эротическое притяжение — это следствие гормональной аномалии. Одни, ссылаясь на исторические и культурные прецеденты, считали гомосексуальность естественным явлением, другие придерживались биосоциальной точки зрения, полагая, что зародыши сексуальности следует искать не в половых железах, а в эволюционной истории общества или индивидуума. Обозревая труды психиатров и их подходы к методологическим и гендерным проблемам, можно составить представление о палитре точек зрения и возможностях изучения политики революционной России в области сексуального и гендерного многообразия.
Сексуальная революция, медицина и сексуальные аномалии
Дискурсивный вакуум, порожденный большевиками в 1920-х годах вокруг проблем сексуально-гендерного диссидентства, открыл большие возможности перед судебно-медицинскими экспертами. Стремясь «осоветить» сферы своей деятельности, они в работе с «гомосексуалистами» и представителями «среднего пола» придерживались иной точки зрения, нежели их предшественники эпохи царизма. Во времена новой экономической политики юристы, в своем большинстве получившие образование при старом режиме, стремились примирить опыт революции и Гражданской войны, времени фактического беззакония, с необходимостью вернуться к формализованной законодательной основе. Новые уголовные нормы мало что говорили относительно однополых отношений, и правоведы заполняли дискурсивный вакуум размышлениями о медицинских и эмансипаторских подходах к решению проблемы. Тем временем врачи, прежде всего психиатры, изучали «гомосексуализм» и «трансвестизм» со страстным упорством, не виданным до 1917 года. Как показала Сьюзен Гросс Соломон (Solomon, Susan Gross), для новаций в области социальной гигиены вовсе не требовалось соответствующей политической подоплеки. Благодаря проницательному и харизматическому народному комиссару здравоохранения Н.А. Семашко новые идеи обретали в России жизнь
После Альбигойского крестового похода — серии военных кампаний по искоренению катарской ереси на юге Франции в 1209–1229 годах — католическая церковь учредила священные трибуналы, поручив им тайный розыск еретиков, которым все-таки удалось уберечься от ее карающей десницы. Так во Франции началось становление инквизиции, которая впоследствии распространилась по всему католическому миру. Наталия Московских рассказывает, как была устроена французская инквизиция, в чем были ее особенности, как она взаимодействовала с папским престолом и королевской властью.
Миром правят числа. Все чаще и чаще решения принимают не люди, а математические модели. В числах измеряется все – от наших успехов в образовании и работе и состояния нашего здоровья до состояния экономики и достижений политики. Но числа не так объективны, как может показаться. Кроме того, мы охотнее верим числам, подтверждающим наше мнение, и легко отбрасываем те результаты, которые идут вразрез с нашими убеждениями… Анализируя примеры обращения с численными данными в сферах здравоохранения, политики, социологии, в научных исследованиях, в коммерции и в других областях и проливая свет на ряд распространенных заблуждений, нидерландский журналист, специалист по числовой грамотности Санне Блау призывает мыслить критически и советует нам быть осмотрительнее, о чем бы ни шла речь – о повседневных цифрах, управляющих нашим благополучием, или о статистике, позволяющей тем, кто ее применяет, достичь огромной власти и влияния. «Числа влияют на то, что мы пьем, что едим, где работаем, сколько зарабатываем, где живем, с кем вступаем в брак, за кого голосуем, как решаем вопрос, брать ли ипотеку, как оплачиваем страховку.
В эпоху тотальной цифровизации сложно представить свою жизнь без интернета и умных устройств. Но даже люди, осторожно ведущие себя в реальном мире, часто недостаточно внимательно относятся к своей цифровой безопасности. Между тем с последствиями такой беспечности можно столкнуться в любой момент: злоумышленник может перехватить управление автомобилем, а телевизор – записывать разговоры зрителей, с помощью игрушек преступники могут похищать детей, а к видеокамерам можно подключиться и шпионить за владельцами.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
История машинного обучения, от теоретических исследований 50-х годов до наших дней, в изложении ведущего мирового специалиста по изучению нейросетей и искусственного интеллекта Терренса Сейновски. Автор рассказывает обо всех ключевых исследованиях и событиях, повлиявших на развитие этой технологии, начиная с первых конгрессов, посвященных искусственному разуму, и заканчивая глубоким обучением и возможностями, которые оно предоставляет разработчикам ИИ. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.