Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [66]
Странно, что анальные сношения, навязанные силой взрослым, не были отнесены кодексом к числу специфических преступлений. Некоторые комментаторы считали, что гендерно нейтральная ст. 169/153 об изнасиловании предусматривала это правонарушение, независимо от того, гомосексуальный или гетеросексуальный характер оно носило. Другие выражали несогласие, придерживаясь ошибочного мнения о том, что термины «изнасилование» и «половое сношение» традиционно подразумевают только гетеросексуальные акты>118. С чисто законодательной точки зрения, изнасилование мужчины мужчиной подпадало либо под одну из гендерно нейтральных статей об изнасиловали, либо наказывалось по принципу аналогии>119. В 1928 году в ответе на запрос Научно-гуманитарного комитета М. Хиршфель-да об обращении с гомосексуалами в России Народный комиссариат юстиции сообщал из Москвы, что первая часть ст. 153 запрещала «гомосексуальные акты с применением физического или психического насилия»>120. Юридические и судебно-медицинские публикации периода декриминализации мужеложства (1922—1933 гг.) не упоминают о преследовании однополого изнасилования, что свидетельствует либо о том, что оно не было наказуемым, либо о том, что подобные дела не предавались огласке. Законодатели, намеревавшиеся модернизировать язык Уголовного кодекса в главе, посвященной половым преступлениям, возможно, стремились избежать отдельного упоминания о «мужеложстве <...> посредством насилия», полагая, что гендерно нейтральное определение изнасилования послужит той же цели, но будет более отвечать принципу равенства полов. Поэтому разработчики закона изъяли из Уголовного кодекса слово «мужеложство» — термин с религиозным и морализаторским оттенками, тем самым отойдя от дилеммы, как именовать гомосексуальное изнасилование, и предпочтя определять все прочие половые преступления в рамках судебно-медицинской и криминологической терминологии. Еще одним достоинством этой стратегии составления текста стало полное отсутствие упоминаний в нем однополых преступлений, что, по мнению некоторых руководителей, не привлекало внимания общественности к гомосексуальности и тем самым не создавало примеров для подражания>121.
Заключение
В последние годы царизма, когда в условиях псевдоконсти-туционного правления — результата революции 1905 года — цензура ослабла, в произведениях авангардистов, журналистике, сатире и научно-популярной литературе зазвучали осознавшие свою сущность гомосексуальные голоса (причем на всё это сразу же сочинялись и пародии). «Странный субъект» появился на общественной сцене и отважно и легко, как далеко не всюду в Европе, потребовал терпимости и уважения к «третьему полу». Некоторые встретили эти призывы смехом и грубыми пародиями. Издатели воспользовались возможностями свободы печати и взялись публиковать спекулятивные трактаты, написанные беспристрастным языком медицины, но, по сути, приглашавшие совершать вуайерические вояжи по гомосексуальной субкультуре российских и европейских столиц. Всё в большем количестве научно-популярная литература, как отечественная, так и зарубежная, просвещала непрофессионального читателя относительно «сексуальных психопатологий» или «третьего пола».
Изучение развивающихся идей относительно гомосексуальности в Европе вылилось в либеральные атаки на устаревший и деспотичный статут против мужеложства. В России именно либеральные юристы (отнюдь не гомосексуалы) выдвигали наиболее убедительные аргументы против этого закона. По мнению либералов, он не должен распространяться на противоестественные акты, которые, как и прочие формы аморализма, следовало относить к сфере частной жизни и устранять путем образования. Либералы выступали за право взрослого человека на частную жизнь и добровольные половые отношения в рамках закона, основанного на всеобщих и универсальных принципах. Однако попытки создать правовое государство — в условиях монархической Думы или Февральской республики 1917 года — политически были обречены на провал, и либеральные защитники гомосексуальной эмансипации были отброшены куда подальше после Октябрьской революции 1917 года.
Победившие в России революционные социал-демократы были носителями противоречивых традиций. С одной стороны, они выступали за либерализм в половых отношениях между взрослыми, а с другой — прекрасно сознавали, что в новом обществе нужен иной статус пола, отвечающий рационалистической политической идеологии и современной медицине. Это противоречие определило революционный подход к однополой любви на протяжении большей части последующего десятилетия. Несмотря на такой конфликт ценностей, было достигнуто согласие относительно формы регулирования, адекватной социалистическому обществу. В период своего главенства в Народном комиссариате юстиции юристы из числа левых эсеров намеренно изъяли из подготовленного ими проекта Уголовного уложения запрет на добровольное мужеложство. Двумя годами позже, когда большевистские законодатели вновь обратились к проблеме кодификации, они также предложили подобное недвусмысленное решение. В конечном итоге был принят секуляризированный и модернизированный вариант, предусматривавший половую свободу личности и половую неприкосновенность. При описании физических актов религиозная терминология была заменена судебно-медицинской и криминологической, а перечень половых преступлений был упрощен. Благодаря отсутствию наказания за мужеложство между согласившимися на него взрослыми гомосексуальная любовь обрела, несомненно, новый, более ясный статус. Снятие этого запрета было настоящим политическим достижением. В деле декриминализации однополой любви мужчин Советская Россия последовала примеру революционной Франции. Тем временем в других странах приговоры за подобные «преступления» колебались от пяти лет (за «противоестественный порок») в Германии до пожизненного тюремного заключения за «мужеложство» в Англии
После Альбигойского крестового похода — серии военных кампаний по искоренению катарской ереси на юге Франции в 1209–1229 годах — католическая церковь учредила священные трибуналы, поручив им тайный розыск еретиков, которым все-таки удалось уберечься от ее карающей десницы. Так во Франции началось становление инквизиции, которая впоследствии распространилась по всему католическому миру. Наталия Московских рассказывает, как была устроена французская инквизиция, в чем были ее особенности, как она взаимодействовала с папским престолом и королевской властью.
Миром правят числа. Все чаще и чаще решения принимают не люди, а математические модели. В числах измеряется все – от наших успехов в образовании и работе и состояния нашего здоровья до состояния экономики и достижений политики. Но числа не так объективны, как может показаться. Кроме того, мы охотнее верим числам, подтверждающим наше мнение, и легко отбрасываем те результаты, которые идут вразрез с нашими убеждениями… Анализируя примеры обращения с численными данными в сферах здравоохранения, политики, социологии, в научных исследованиях, в коммерции и в других областях и проливая свет на ряд распространенных заблуждений, нидерландский журналист, специалист по числовой грамотности Санне Блау призывает мыслить критически и советует нам быть осмотрительнее, о чем бы ни шла речь – о повседневных цифрах, управляющих нашим благополучием, или о статистике, позволяющей тем, кто ее применяет, достичь огромной власти и влияния. «Числа влияют на то, что мы пьем, что едим, где работаем, сколько зарабатываем, где живем, с кем вступаем в брак, за кого голосуем, как решаем вопрос, брать ли ипотеку, как оплачиваем страховку.
В эпоху тотальной цифровизации сложно представить свою жизнь без интернета и умных устройств. Но даже люди, осторожно ведущие себя в реальном мире, часто недостаточно внимательно относятся к своей цифровой безопасности. Между тем с последствиями такой беспечности можно столкнуться в любой момент: злоумышленник может перехватить управление автомобилем, а телевизор – записывать разговоры зрителей, с помощью игрушек преступники могут похищать детей, а к видеокамерам можно подключиться и шпионить за владельцами.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
История машинного обучения, от теоретических исследований 50-х годов до наших дней, в изложении ведущего мирового специалиста по изучению нейросетей и искусственного интеллекта Терренса Сейновски. Автор рассказывает обо всех ключевых исследованиях и событиях, повлиявших на развитие этой технологии, начиная с первых конгрессов, посвященных искусственному разуму, и заканчивая глубоким обучением и возможностями, которые оно предоставляет разработчикам ИИ. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.