Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [57]
[Книжка или книжонка, о которой мы говорим — Крафт-Эбинга: «Половая психопатия». Пос0о<; [греч] значит «страдание»: то, от чего кричат, на что имеющие ее — жалуются. И хотя никто из описываемых в книжке лиц не «кричал» и не «жаловался» Крафт-Эбингу, но он собрал ставшие известными ему факты в книжку «о страданиях пола», не имея для этого даже того основания, какое имел бы механик <...>.]
«Пошлые грязные, тупые медики» и доверившаяся им публика похоронили правду о поле под «отвратительными медицинскими терминами и фантастическими, совершенно глупыми представлениями», объявив всех сексуально трансгрессивных личностей «извращенными», «развратными», «больными» или «уродами». «Болваны, — не унимался Василий Васильевич, — при встрече с Сократом они записали бы только: “весит 4 пуда 10 фунтов”»>38. Основываясь на историях гендерного нонконформизма и автобиографиях людей, одержимых непрокреативным сексом, В.В. Розанов утверждал, что эти истории доказывают, что пол более «текущий», чем вообразили себе медики. Для В.В. Розанова «третий пол», отказавшийся от прокреации и радостей семьи и дома, способен обрести более глубокую духовность. В этом «содомиты» напоминают монахов, живших в согласии с требованиями Нового Завета (с точки зрения В.В. Розанова, вершины европейской цивилизации, которую философ упрекает в недостатке плодовитости). Бичуя «бессеменность [христианства], невожделение к женщине», философ утверждал, что монастырское сообщество из 1001 «развратного» монаха понимает предписания Нового Завета более правильно, чем «1001 счастливый семьянин, будь они хоть добродетельны, как Авраам», который в своем отцовстве не пошел далее Ветхого Завета>39. В своих непростых для понимания и часто витиеватых мыслях В.В. Розанов выдвигает противоречивую концепцию толерантности в отношении «содомитов» — как мужчин, так и женщин. Хотя он был вовлечен преимущественно в борьбу идей в рамках стилистических и политических дискурсов, он при всем том высказывался за патриархальное вйдение пола и оказал глубокое влияние на ряд философов и интеллектуалов авангарда>40.
Многие мнения, прозвучавшие после 1905 года, ранее уже дебатировались в узком кругу юристами, поднимавшими вопрос о значимости существовавшего, но редко применявшегося на практике закона о мужеложстве. Споры относительно пересмотра царского уголовного законодательства тянулись два десяти-л(>ушя, с 1880 х но 1903 год, когда в конце концов было частично принято новое Уголовное уложение. Оно широко использовало новейшие наработки европейской юриспруденции>41. Решение оставить в Уголовном уложении запрет на добровольное мужеложство было основано на том, что Лора Энгелынтейн назвала «отказом в праве на интимность» («the refusal of the private»), а именно — консервативном сопротивлении признавать личную половую свободу в частном пространстве. Этот отказ оправдывался юристами с разных позиций. Архангельский про-курор Рихард Краус (1848—?) яснее прочих выразил убеждение, что половые извращения характерны для города и, в частности, для образованных кругов. Он отрицал право распоряжаться собственным телом, если это оборачивается «вопиющим нарушением законов природы» или «основных начал человеческого бытия и сожития». Комментируя запрет мужеложства, юрист Леонид Евстафьевич Владимиров [1846—1917] утверждал, что запрет введен в воспитательных целях, стимулируя к самодисциплине морально слабых людей. Петербургский прокурор А.Ф. Кони, не одобрявший попыток упразднить законы против мужеложства в европейских странах, писал, что «гомосексуалисты, подобно ере-тикам-скопцам, которые, отвергая истинную веру, подвергали себя оскоплению и подрывали общественный порядок, <...> были активными пропагандистами бездетного образа жизни. Государство уже поставило скопцов вне закона, <...> ему следует также поступить и с гомосексуалистами»>42.
Самым горячим сторонником декриминализации был Владимир Дмитриевич Набоков (1869—1922), чья либеральная защита свободы частной жизни в этой сфере поставила его в один ряд с гомосексуальными эмансипационистами во главе с доктором М. Хиршфельдом в Германии>43. Законодательство, по мнению В.Д. Набокова, не должно было участвовать во введении моральных или даже медицинских «норм», в данном же случае закон был просто безнравственным. В.Д. Набоков признавал, хотя и с оговорками, аргументы немецких и ряда европейских медиков о том, что некоторые гомосексуалы таковыми рождаются, и поэтому отнесение российским уголовным статутом мужеложства к пороку (и поэтому — волевому акту) во многих случаях ошибочно. «Светское право, основанное на абстрактных и всеобщих принципах», не должно карать мужеложство, совершаемое приватно между договорившимися об этом взрослыми
