Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [53]
В каждой семье может оказаться странный субъект, чувствующий отвращение к женщинам и половое влечение к мужчинам. Как смотреть на подобнаго рода юношу? Как его воспитывать? Считать ли его уродом или развратником? Всё это вопросы чрезвычайно важные для родителей>1.
Замалчивание этого «нового вопроса» объяснялось также терзаниями молодого человека, «странного субъекта», и смущением его родителей. Оперируя сведениями, почерпнутыми из научных и авторитетных европейских источников, автор стремился «популярно и доступно» осветить затронутые им вопросы. Голос русского «странного субъекта», сочетавшего язык медицины с правами человека, звучал за завесой анонимности подобно чревовещателю современной западной гомосексуальной эмансипации. В последние годы царизма малоизвестные русские переводчики и издатели поставляли на книжный рынок империи новейшие европейские публикации по «гомосексуализму» (как сексологического, так и апологетического характера). На первый взгляд, эта издания были адресованы врачам и юристам, но, по сути дела, их авторы и издатели обращались к непрофессиональной, но образованной аудитории. Требования «среднего пола» теперь звучали не только в кулуарных переговорах «педерастов» и власти, но — с ослаблением цензуры печати после революции 1905 года — и в кругах широкой общественности.
Краткий период псевдоконституционного правления и думской (парламентской) политической системы (1905—1917 гг.) был отмечен острыми дискуссиями либералов и социалистов по проблемам регулирования сексуальности. Когда в 1917 году большевики пришли к власти, этот вопрос, очевидно, не представлялся им столь уж значимым. Но очень скоро пришлось разрешать противоречия, с одной стороны, между государством, наукой и Церковью, а с другой — воплощать в жизнь заявленную в социалистической программе концепцию равноправия мужчин и женщин, вследствие чего проблемы сексуальности, однополых отношений оказались в числе приоритетных. Стремясь их разрешить, русские революционеры в своем выборе новой формы дискурса о хрядущем сексуальном порядке опирались на многочисленные источники, в том числе амбивалентные социалистические традиции и унаследованные новым режимом устоявшиеся способы регулирования.
«Странный субъект» и политика царизма в отношении сексуального диссидентства
В последние годы царского режима проблема однополой любви стала активно обсуждаться. Художественные тексты и критика, сатира и анафематствования, переводы иностранных трудов и апологетические сочинения приблизили эту проблему к читающей публике и принесли новые концепции и язык для описания взаимного, как мужского, так и женского, эроса. Одновременно юристы анализировали, каким образом (и в прошлом, и в настоящее время) регулировалась в других странах такая любовь, и выносили на обсуждение как своих коллег, так и широкой общественности предложения по введению в Российской империи более справедливого законодательства, регулирующе го сексуальную сферу. Марксисты держались в стороне от этого потока обсуждений, но их изредка звучавшие заявления о грядущей сексуальной революции были не без реверансов в сторону гомосексуальности.
На защиту однополой любви поднялись прежде всего русские литераторы. До 1914 года в Европе не появлялось такого произведения, которое могло бы сравниться по оптимизму и яркости описания гомосексуальной личности с печально известной и популярной повестью Михаила Алексеевича Кузмина «Крылья»>2. Это была первая в мире современная повесть о гомосексуальном самоосознании со счастливым финалом. В своей основе она автобиографична. Главный герой Ваня, юноша из среднего класса Петербурга, постепенно осознает свою непохожесть и отстаивает право быть самим собой. Повествование представляет собой сплав элементов местной гомосексуальной субкультуры, философии фундаменталистских старообрядческих сект и основ классицизма с космополитизмом. Всё это призвано оттенить специфику эмоциональных и интеллектуальных исканий Вани — и М.А. Кузмина — на пути самопознания. Для адептов гомосексуальной субкультуры Санкт-Петербурга и Москвы знакомые реалии русской жизни отражали их совместный опыт и еще более повышали в их глазах литературную ценность повести. «Крылья», по словам С. Карлинского, стали «катехизисом», воспевающим, как в 1912 году определил поэт Николай Степанович Гумилев (1886—1921), «взгляды и чувства целого круга людей, объединенных общей культурой и по праву вознесенных на гребне жизни»>3. Н.С. Гумилеву были ясны и политическая направленность повести, и статус М.А. Кузмина как выразителя «общей культуры» однополой любви. «Крылья» имели скандальный успех, моральные установки повести отличались от современных западноевропейских аналогов и подчеркивали, в отличие от последних, бескомпромиссно позитивную ценность однополой любви в русском культурном ландшафте>4.
Менее удачной, но часто упоминаемой в качестве посвященного «лесбийской любви» эквивалента «Крыльев» явилась повесть Л.Д. Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода» (1907)>5. По жанру это мелодраматический дневник, принадлежащий анонимной рассказчице, женщине удивительной красоты. Она повествует о своих лесбийских отношениях с известной актрисой по имени Вера. Любовь изображена истеричной, слезливой и страстной, но связь обрывается, когда Вера обдуманно приносит в жертву оценивающему взгляду тридцати трех худож-ников-мужчин предмет своей привязанности. Автор дневника позирует живописцам и, плененная (подобно Дориану Грею) получившимися тридцатью тремя портретами, решает оставаться моделью художникам, представая на их полотнах всё в новых и новых ипостасях, отражающих происходящие с ней перемены, вплоть до «любовницы» и «проститутки». Вера жестоко расплачивается за свое «великодушие» и предпочитает покончить жизнь самоубийством, чем терпеть потерю бисексуальной подруги, остановившейся в своем выборе на мужчинах. Д. Бур-гин полагает, что произведение Л.Д. Зиновьевой-Аннибал посвящено в равной степени и искусству, и лесбийской любви, однако скандальность сюжета («Тридцать три урода» появились вскоре после «Крыльев») принесла повести известность как первому в русской литературе произведению, посвященному лесбиянству
После Альбигойского крестового похода — серии военных кампаний по искоренению катарской ереси на юге Франции в 1209–1229 годах — католическая церковь учредила священные трибуналы, поручив им тайный розыск еретиков, которым все-таки удалось уберечься от ее карающей десницы. Так во Франции началось становление инквизиции, которая впоследствии распространилась по всему католическому миру. Наталия Московских рассказывает, как была устроена французская инквизиция, в чем были ее особенности, как она взаимодействовала с папским престолом и королевской властью.
Миром правят числа. Все чаще и чаще решения принимают не люди, а математические модели. В числах измеряется все – от наших успехов в образовании и работе и состояния нашего здоровья до состояния экономики и достижений политики. Но числа не так объективны, как может показаться. Кроме того, мы охотнее верим числам, подтверждающим наше мнение, и легко отбрасываем те результаты, которые идут вразрез с нашими убеждениями… Анализируя примеры обращения с численными данными в сферах здравоохранения, политики, социологии, в научных исследованиях, в коммерции и в других областях и проливая свет на ряд распространенных заблуждений, нидерландский журналист, специалист по числовой грамотности Санне Блау призывает мыслить критически и советует нам быть осмотрительнее, о чем бы ни шла речь – о повседневных цифрах, управляющих нашим благополучием, или о статистике, позволяющей тем, кто ее применяет, достичь огромной власти и влияния. «Числа влияют на то, что мы пьем, что едим, где работаем, сколько зарабатываем, где живем, с кем вступаем в брак, за кого голосуем, как решаем вопрос, брать ли ипотеку, как оплачиваем страховку.
В эпоху тотальной цифровизации сложно представить свою жизнь без интернета и умных устройств. Но даже люди, осторожно ведущие себя в реальном мире, часто недостаточно внимательно относятся к своей цифровой безопасности. Между тем с последствиями такой беспечности можно столкнуться в любой момент: злоумышленник может перехватить управление автомобилем, а телевизор – записывать разговоры зрителей, с помощью игрушек преступники могут похищать детей, а к видеокамерам можно подключиться и шпионить за владельцами.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
История машинного обучения, от теоретических исследований 50-х годов до наших дней, в изложении ведущего мирового специалиста по изучению нейросетей и искусственного интеллекта Терренса Сейновски. Автор рассказывает обо всех ключевых исследованиях и событиях, повлиявших на развитие этой технологии, начиная с первых конгрессов, посвященных искусственному разуму, и заканчивая глубоким обучением и возможностями, которые оно предоставляет разработчикам ИИ. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.