Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [42]

. Это было вовсе не «лицемерием»⁹, а отражало неустанное стремление царя перенять результаты того, что историки называют «военными реформами», поставившими армии Европы на уровень выше по сравнению с неуправляемыми и плохо оснащенными войсками Московии¹⁰.

Расширение на протяжении 18-го столетия контактов с Западной Европой и постепенное усвоение правящей элитой России западных нравов подкрепилось и укоренением западных сексуальных ценностей. В «Проектах Уголовного Уложения 1754—1766 годов», которые начали разрабатываться еще во времена Елизаветы Петровны (1709—1762), статья «о содомском грехе» была написана языком Библии и гораздо менее конкретно, чем в воинском законодательстве. Как и петровским Уставом воинским, статьей предусматривались различные наказания за акты по взаимному согласию и насильственные¹¹. Этот проект был очевидной попыткой перенесения концепции воинской иерархии на общество в целом и должен был предстать в узнаваемом религиозном контексте моральной нормой. «Проект Уголовного Уложения Российской Империи» 1813 года содержал еще более эвфемистичную формулировку, запрещавшую «противоестественное студодеяние»¹². Язык этого проекта отражал моралистическую боязнь характеризовать преступление более ясными словами (из-за повальной убежденности властей, что описание «мужеложства» послужит лишь распространению порока). Данный проект также сохранял и даже усиливал религиозную подоплеку наказания, впервые отмеченную в проекте 1754 года. Проект Уголовного Уложения 1813 года, помимо уголовного наказания (зависевшего от социального статуса преступника), предлагал обязывать совершивших злодеяние приносить «публичное церковное покаяние». Участие Церкви в моральном осуждении половых преступников совпало с расширением ее обязанностей по контролю за личными и семейными делами в эпоху реакции, наступившей после изгнания Наполеона Бонапарта (1769—1821)¹³. Когда в 1835 году новый Свод законов уголовных (ст. 677) был наконец введен (опубликован в 1832 г. как [т. 15] Свода законов Российской империи, заменив Уложение государя царя и великого князя Алексея Михайловича [1629—1676] (1649 г.)), «мужеложство» было запрещено и для гражданских лиц. В этом и в пришедшем ему на смену Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (ст. 1293—1294) требование наложения Православной Церковью епитимьи за мужеложство укрепляло связь между религией и моралью, намеченную в предшествующих проектах.

Позднее в нижеследующей редакции и под новым номером [в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных издания 1866 года] будет изложена ст. 995.

Изобличенный в противоестественном пороке мужеложства, подвергается за сие: лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение. Сверх того, если он христианин, то предается церковному покаянию по распоряжению своего духовного начальства.

[Позднее в нижеследующей редакции и под новым номером будет изложена ст. 996 (Там же).]

Если означенное в пред шедшей, 995<-й> статье преступление было сопровождаемо насилием или же совершено над малолетними или слабоумными, то виновный в оном подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке на каторжную работу в крепостях на время от десяти до двенадцати лет.

Законодательство, действовавшее до 1917 года, распространило государственное регулирование однополых мужских отношений не только на вооруженные силы, но и на общество в целом¹⁴.

Озабоченность государства состоянием общества нашла отражение также во введении в 1843 году надзора за женской (гетеросексуальной) проституцией. Эта мера, действовавшая и в последующие десятилетия, наделила медицинскую экспертизу полицейскими функциями. Проститутки с лицензиями, «желтыми билетами», имели право заниматься «личным промыслом» только при условии их периодического осмотра врачами городских «врачебно-полицейских комитетов»¹⁵. Сосредотачивая внимание только на публичных женщинах, городские врачебно-полицейские комитеты под эгидой Министерства внутренних дел вплоть до 1917 года осуществляли систематический надзор за девиантной сексуальностью. Медицинский подход к однополым эротическим отношениям в российской науке берет начало с момента, когда врачебно-полицейские функции распространились на более широкие области, чем контроль за проституцией.

Своим осмотром личности судебная медицина России начала XIX века могла сравнительно мало чем помочь расследованию половых преступлений¹⁶. Развитие этой области медицины было обусловлено радикальными переменами в юридической практике, сопровождавшими великие реформы 1860-х годов. Новая система правосудия опиралась на «рациональные зерна»: устные показания и показания, полученные в ходе перекрестного опроса. Такая система резко отличалась от дореформенной практики письменных свидетельств и судебных постановлений. Для рассмотрения уголовных дел были введены суды присяжных, что являлось существенным отходом от европейских законодательных систем, где судебные постановления основывались скорее на юридических словопрениях сторон, чем на сложившихся в обществе представлениях о справедливости. Отныне эксперты обязаны были нести ответственность перед судом за свои заключения и отстаивать их перед лицом прокурора, свидетелей и обвиняемого