Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [40]
Код «маскулинизации» одежды и манер позволял городским женщинам, ищущим взаимных эротических отношений, распознавать себе подобных. В воинских подразделениях и в академических или культурных кругах господствовала толерантность в отношении мужеподобных женщин, что позволяло некоторым застенчивым «гомосексуалисткам» зарабатывать на жизнь и развивать собственные таланты. Эти женщины всячески использовали возможности активного участия в общественной и экономической жизни, открытые для них революцией. Образование и высокие заработки придавали им социалистическую респектабельность, компенсировавшую безбрачие и отсутствие детей. Это говорит о том, что немало женщин в этой зарождавшейся лесбийской субкультуре вышли из крестьянства. В то же время городские «женщины, любившие женщин» и щеголявшие «маскулинизированным» одеянием, как только попадали в сельскую местность, становились на это время конформистами фемининности. Лесбийской любви, по общему мнению, требовался кислород извращенно-утонченной городской жизни, ранняя же революционная Россия предлагала только несколько городов с таким уровнем модернити.
В отличие от мужчин, у русских женщин не было таких общественных мест, где они могли бы выражать однополое влечение на определенных сексуализированных территориях. Тем не менее для некоторых такой территорией, вобравшей их влечения, стали собственные тела. Через демонстрацию «маскулинизированной» женственности или, более традиционно, приняв полностью мужскую идентичность/роль, некоторые женщины выражали свои влечения понятным для собственного пола образом в рамках культуры, признававшей такие сексуальные действия (sex drive) универсально гетеросексуальными. Как известно, влечение реализуется либо через «активный», либо «пассивный» способы. Поэтому страсть одной женщины к другой может быть сконструирована как «активная» и, следовательно, «маскулинная». Комбинируя и модифицируя известные гендерные возможности вроде обычного феномена гермафродитизма или утопических проектов трансформации пола, обещанных экспериментальной биологией, они [«гомосексуалистки»] жили [мужским] гендером, внешне отвергая другой биологический пол. Женская маскулинность служила самоутверждением и даже отличительным знаком эмансипации и политической сознательности (благодаря «твердости», свойственной маскулинности), но она вызывала и беспокойство у тех, кто желал, чтобы женщины сохраняли свою материнскую сущность.
Часть вторая
РЕГУЛИРОВАНИЕ ГОМОСЕКСУАЛЬНОГО ВЛЕЧЕНИЯ В РЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ
Глава 3
ЭВФЕМИСТИЧНОСТЬ И ИЗБИРАТЕЛЬНОСТЬ
Контроль за содомитами и трибадами
В России модели взаимных мужских и взаимных женских отношений существовали в условиях сравнительной индифферентности властей и медицины. В противоположность возраставшему во Франции, Англии и Германии полицейскому преследованию секса между мужчинами, царская судебная система на протяжении XIX века не осуществляла постоянного и строгого надзора за «педерастами», или «содомитами» («sodomites»). После 1835 года, несмотря на закон, запрещавший «мужеложство» («sodomy»), судебные власти России призывали сначала врачей, а потом психиатров к проведению экспертиз так называемых педерастических тел и практик, но делали это гораздо реже, чем их западноевропейские коллеги. Русские судебные врачи и психиатры были осведомлены о французских и немецких формах медицинских экспертиз по признакам анального сношения и европейских психиатрических моделях гомосексуальности как душевной болезни. Однако российские медики не испытывали энтузиазма по поводу применения таких подходов у себя в стране. Врачи находились в подчинении у царских властей и полиции и относились к своим неоплачиваемым обязанностям при судах как к тяжкому бремени. В то же время психиатрия была не в чести у царского правительства, предпочитавшего осуществлять надзор за социально опасными элементами руками полиции и тюремщиков.
Царский закон не говорил ничего определенного относительно секса между женщинами, поскольку в российской патриархальной и архаической законодательной системе женщин вообще не рассматривали как полноправных половых и гражданских субъектов. В глазах судебной медицины взаимная женская
сексуальность становилась только тогда проблемой, когда она сопровождалась насилием или навязыванием какой-либо женщиной половых отношений зависимым от нее молодым женщинам и девушкам. Некоторые судебные врачи наблюдали и описывали эпизодические однополые связи между легальными проститутками, но эти связи не конституировались как вызывающие особый научный интерес (в отличие, например, от Франции). В силу этого российские психиатры были сравнительно индифферентны и к феномену лесбийской любви как форме сексуальной психопатологии.
Скрытое нежелание врачей императорской России медикали-зировать «гомосексуальность» было связано со сравнительно терпимым отношением властей и полиции к однополым практикам. Мужские однополые связи были объявлены вне закона, однако надзор и судебное преследование были лишь эпизодическими. Исследование свидетельств из уголовных дел и статистических отчетов показывает, что при старом режиме размеры полицейского преследования «содомитов» были делом больше эвфемистичного администрирования, «на собственное усмотрение», нежели формальной юстиции. Перемены в полицейских моделях, очевидные после революции 1905 года, демонстрируют, кроме того, в какой степени продолжала превалировать избирательность в преследовании, теперь уже подкреплявшаяся новыми концепциями гомосексуальности как признанной проблемы в жизни империи.
Миром правят числа. Все чаще и чаще решения принимают не люди, а математические модели. В числах измеряется все – от наших успехов в образовании и работе и состояния нашего здоровья до состояния экономики и достижений политики. Но числа не так объективны, как может показаться. Кроме того, мы охотнее верим числам, подтверждающим наше мнение, и легко отбрасываем те результаты, которые идут вразрез с нашими убеждениями… Анализируя примеры обращения с численными данными в сферах здравоохранения, политики, социологии, в научных исследованиях, в коммерции и в других областях и проливая свет на ряд распространенных заблуждений, нидерландский журналист, специалист по числовой грамотности Санне Блау призывает мыслить критически и советует нам быть осмотрительнее, о чем бы ни шла речь – о повседневных цифрах, управляющих нашим благополучием, или о статистике, позволяющей тем, кто ее применяет, достичь огромной власти и влияния. «Числа влияют на то, что мы пьем, что едим, где работаем, сколько зарабатываем, где живем, с кем вступаем в брак, за кого голосуем, как решаем вопрос, брать ли ипотеку, как оплачиваем страховку.
В эпоху тотальной цифровизации сложно представить свою жизнь без интернета и умных устройств. Но даже люди, осторожно ведущие себя в реальном мире, часто недостаточно внимательно относятся к своей цифровой безопасности. Между тем с последствиями такой беспечности можно столкнуться в любой момент: злоумышленник может перехватить управление автомобилем, а телевизор – записывать разговоры зрителей, с помощью игрушек преступники могут похищать детей, а к видеокамерам можно подключиться и шпионить за владельцами.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
О чем это? • о ключевых словах современной науки; • о самых страшных экспериментах; • о сущности цивилизации. «Любому человеку нужен просто разговор – о важном, научном. Это задача научных журналистов. И один из самых ярких, самых ясных, самых ответственных – Григорий Тарасевич». Александр Архангельский, телеведущий, писатель, профессор Высшей школы экономики «…Книга вызывает множество противоречивых чувств: с рядом моментов хочется спорить, от большинства историй смеялась в голос, а от некоторых глав становилось безумно грустно».
История машинного обучения, от теоретических исследований 50-х годов до наших дней, в изложении ведущего мирового специалиста по изучению нейросетей и искусственного интеллекта Терренса Сейновски. Автор рассказывает обо всех ключевых исследованиях и событиях, повлиявших на развитие этой технологии, начиная с первых конгрессов, посвященных искусственному разуму, и заканчивая глубоким обучением и возможностями, которые оно предоставляет разработчикам ИИ. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.