Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [39]
Факт врожденной предрасположенности Евгения Федоровна доказывала, используя в качестве аргумента эротические сновидения о людях того же пола:
Во сне человек собой не владеет, и если во время невольного любовного экстаза является женщине образ женщины, а не мужчины, такова, значит, ее природа, которой она не в силах переделать. Этого естественного, с их точки зрения, стремления они не в силах перебороть в себе, даже если бы пожелали. Раз мы пришли к убеждению, что наряду с обыкновенной любовью существует еще однополая любовь как особенная разновидность, надо сделать из этого логический вывод и дозволить людям среднего пола доступный им род полового удовлетворения <...>>89.
Психические половые особенности никоим образом нельзя свести к половым органам. Следовательно, половое влечение, с точки зрения его происхождения, есть такой же первичный половой признак, который заложен самой природой в яички>90.
Евгения Федоровна даже сочла необходимым дословно процитировать апологета «среднего пола» царской эпохи [П.В. Ушаковского (Псевдонимъ)], утверждавшего, что наука прекрасно знает о подобном различии:
Проф. Фрайд* справедливо указывает на то, что людей в половом отношении извращенных нельзя считать вырождающимися. Это явление встречается у людей во всех остальных отношениях вполне нормальных и нравственно и умственно очень развитых. <...> В числе мужчин с ненормальным уклонением полового влечения можно назвать выдающихся писателей (Оскара Уайльда**, Уитмана***, Верлена>4*), художников (Ми-кель Анджело>5*) и музыкантов ([П.И.] Чайковский), и это ясно доказывает, что людей средняго пола нельзя отнести к категории умственно и психически разстроенных>91.
Свои собственные слова Евгения Федоровна использовала для утверждения о том, что научные данные о половой промежуточности вынуждают общество относиться к подобным ей лицам рационально и гуманно:
Желательно, чтобы при суждении о гомосексуальных людях прежде всего имели в виду их личность и их душевные свойства, а не те поступки, которые, как и у нормальных, составляют частное дело>92.
*
**
***
4*
Фрейд, Зигмунд (Freud, Zigmund; 1859—1939).]
Уайльд, Оскар (Wilde, Oscar; 1854—1900).]
Уитмен, Уолт (Whitman, Walt; 1819—1892).]
Верлен, Поль (Verlaine, Paul; 1844—1896).]
Микеланджело Буонарроти (Michelangelo Buonarroti; 1475—1564).]
В «Истории моей болезни» ее автор соединяла традиционное восприятие сексуальной амбивалентности (как формы гермафродитизма) с новейшими научными идеями (проявление аномальной функции половых желез). О «среднем поле» или «гомосексуальных личностях» можно говорить, когда налицо желание преобразиться в существо противоположного пола (в гетеросексуальном мире оно выглядит как влечение к женщине) и обрести новую идентичность. Если перестроить тело, снабдив его мужскими половыми органами, или узаконить принятый индивидом маскулинный гендер (сделать Евгением Федоровичем) не представляется возможным (как в случае Евгении Федоровны), то общество должно примириться с ее, Евгении Федоровны, половым влечением, с ее сексуальностью, направленной на женщину, как с сущностной особенностью ее личности. К языку науки и эмансипации Евгения Федоровна прибегала, дабы объяснить и отстоять как свое однополое влечение, так и гендерное отклонение.
Заключение
Однополые взаимоотношения между женщинами в царской России и в первые годы Советской власти служат отражением новой роли женщины и открывавшихся перед ней возможностей. Всё больше и больше женщин отходило от уклада патриархальной деревни. Как и в случае с мужчинами, перебравшимися в город, семья, землячество или артель далеко не всегда могли осуществлять традиционный контроль над женщинами, в том числе мониторинг полового поведения>93. Хотя законодательство и врачебно-полицейский надзор (при режиме легальной проституции в царское время) накладывали определенные ограничения, всё же существовали отдельные возможности для выражения однополой любви. Подробные описания ее проявлений между женщинами низших социальных слоев еще появятся. При изучении этих свидетельств нельзя упускать из виду проституцию, наложившую на эти отношения свой отпечаток. В этой среде к однополым отношениям относились толерантно и даже с пониманием, особенно в легальных борделях, свободой (или возможностью) выражения однополой любви пользовались здесь как проститутки, так и клиентки. Однако утрата в первые годы советской эры удобных мест для выражения взаимной женской сексуальности (как и в случае с мужчинами) лишила женщин этой возможности. В эпоху нэпа они продавали секс в местах, пользовавшихся сомнительной репутацией. Возможно, необходимость стоять друг за друга перерастала в глубокую эмоциональную привязанность, подкреплявшуюся сексуальными отношениями.
О «лесбийской любви» между образованными женщинами средних социальных слоев мы вообще мало что знаем, поскольку эти женщины успешно (и целенаправленно, если они были большевичками)>94 скрывали свою частную жизнь. Нельзя обнаружить лесбийскую субкультуру там, где невозможно ее создать. Москва 1920-х годов — это не Париж или Берлин, где однополые отношения между женщинами находили приют в элитарных салонах, коммерческих барах и кафе, а также в грязноватом мире секс-торговли. Становление мест потенциальной русской лесбийской субкультуры было сдерживаемо редкостью «плотского материала», а после 1917 года — «политической подозрительностью» [властей] к изобилию и развлечениям. В 1920-х годах полупубличные салоны (квартиры, претендующие стать общественной сценой) постепенно сошли на нет и в середине мрачных 1930-х окончательно прекратили существование. Однако в связи с тем, что власти игнорировали домашний быт как «женское, тривиальное дело», продолжали существовать сети и кружки женщин, связанных своеобразными узами.
Миром правят числа. Все чаще и чаще решения принимают не люди, а математические модели. В числах измеряется все – от наших успехов в образовании и работе и состояния нашего здоровья до состояния экономики и достижений политики. Но числа не так объективны, как может показаться. Кроме того, мы охотнее верим числам, подтверждающим наше мнение, и легко отбрасываем те результаты, которые идут вразрез с нашими убеждениями… Анализируя примеры обращения с численными данными в сферах здравоохранения, политики, социологии, в научных исследованиях, в коммерции и в других областях и проливая свет на ряд распространенных заблуждений, нидерландский журналист, специалист по числовой грамотности Санне Блау призывает мыслить критически и советует нам быть осмотрительнее, о чем бы ни шла речь – о повседневных цифрах, управляющих нашим благополучием, или о статистике, позволяющей тем, кто ее применяет, достичь огромной власти и влияния. «Числа влияют на то, что мы пьем, что едим, где работаем, сколько зарабатываем, где живем, с кем вступаем в брак, за кого голосуем, как решаем вопрос, брать ли ипотеку, как оплачиваем страховку.
В эпоху тотальной цифровизации сложно представить свою жизнь без интернета и умных устройств. Но даже люди, осторожно ведущие себя в реальном мире, часто недостаточно внимательно относятся к своей цифровой безопасности. Между тем с последствиями такой беспечности можно столкнуться в любой момент: злоумышленник может перехватить управление автомобилем, а телевизор – записывать разговоры зрителей, с помощью игрушек преступники могут похищать детей, а к видеокамерам можно подключиться и шпионить за владельцами.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
О чем это? • о ключевых словах современной науки; • о самых страшных экспериментах; • о сущности цивилизации. «Любому человеку нужен просто разговор – о важном, научном. Это задача научных журналистов. И один из самых ярких, самых ясных, самых ответственных – Григорий Тарасевич». Александр Архангельский, телеведущий, писатель, профессор Высшей школы экономики «…Книга вызывает множество противоречивых чувств: с рядом моментов хочется спорить, от большинства историй смеялась в голос, а от некоторых глав становилось безумно грустно».
История машинного обучения, от теоретических исследований 50-х годов до наших дней, в изложении ведущего мирового специалиста по изучению нейросетей и искусственного интеллекта Терренса Сейновски. Автор рассказывает обо всех ключевых исследованиях и событиях, повлиявших на развитие этой технологии, начиная с первых конгрессов, посвященных искусственному разуму, и заканчивая глубоким обучением и возможностями, которые оно предоставляет разработчикам ИИ. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.