Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [131]

.

«Пассивные» же подруги придерживались фемининных норм поведения в половой и в неполовой жизни, иногда нарочито подчеркивая свою «женственность». От партнерш они ожидали, что те проявят инициативу и в интимной близости. Е.М. Деревинская цитировала некую женщину, которая утверждала: «Это мужское дело раздевать женщин». К партнершам они часто обращались в мужском роде («милый», «дорогой мой»). С точки зрения психиатров эти знаки романтической любви и нередко дававшие о себе знать «мазохистские тенденции» выступали как некая экзальтированность в следовании фемининным принципам. «Пассивные» женщины «терпеливо переносили побои, циничную брань». Дома они стирали белье, готовили и создавали уют для партнерш. «Внешний облик пассивных гомосексуалисток ничем не отличался от женщин их круга»: многие носили длинные волосы или косы, имели «женственную походку». Девятнадцать из тридцати девяти «отличались кокетливостью». Ни одного упоминания о проявлениях «трансвестизма» не сохранилось. Наоборот, все эта пациентки носили «женские платья», «любили <...> кольца, серьги, браслеты, броши», пользовались макияжем, некоторые красили брови и волосы. По характеру они были «мягкими», «легко подчинявшимися чужому влиянию». Двадцать четыре из тридцати девяти «пассивных» владели профессиями «женского» типа («швея, секретарь-машинистка, санитарка»).

Значительная часть исследования Е.М. Деревинской посвящена обзору западной литературы по терапевтическому подходу к гомосексуалам и ее тезису о том, что «активные гомосексуалист-ки» менее восприимчивы к медикаментозным мерам и хуже поддаются лечению, чем «пассивные». Этот аспект ее работы имел конкретный смысл для организации дальнейшей жизни возвращавшихся из ГУЛАГа людей, хотя об этом Е.М. Деревинская говорит в завуалированной форме. Особенно она выделяла положительный эффект, который может возникнуть, если устранить влияние, приводившее «пассивную» женщину к однополым отношениям. Автор полагала, что если такие женщины будут жить не с «активными гомосексуалистками», а в обществе, где достаточно мужчин, многие вернутся к «нормальной половой жизни»⁶². Вместе с А.М. Свядощем в 1956—1957 годах психиатр-стажер провела курс терапии девяти женщинам (шестеро из них были «пассивными»). Пациентки согласились (хотя и не скрывали скептицизма) попробовать излечить свою гомосексуальность. Эти женщины принимали курс подавляющего либидо седативного средства (аминазин)⁶³ и, как указывается, испытали значительное снижение полового влечения. Стоило прекратить прием лекарства, как гомосексуальное влечение вернулось, и Е.М. Де-ревинская сделала вывод о том, что лекарство лишь подавляло половое влечение, но не изменяло его «направленности». В семи случаях она сочетала лекарственную терапию с психотерапевтическими сессиями (которые подробно не описаны). В конечном счете трех «пассивных гомосексуалисток» удалось привести к «положительному результату», то есть к гетеросексуальным отношениям. Кроме этого, у одной «пассивной» и у всех трех «активных» гомосексуалисток какого-либо положительного эффекта [получить] не удалось»⁶⁴.

Спустя почти двадцать лет после того, как были описаны эти сугубо локальные «положительные» итоги, научный руководитель Е.М. Деревинской, открывший в 1973 году в Ленинграде Сексологический центр, предлагал схожие приемы лечения женской гомосексуальности. А.М. Свядощ следовал также западным теориям прошлых лет, в которых в определении сексуальной ориентации внимание концентрировалось на мозговых центрах и их предполагаемых функциях, однако делал вывод о том, что хирургические процедуры, предполагавшиеся этими теориями, слишком сложны и опасны. Будучи убежден, что в один прекрасный день благодаря исследованиям могли открыться «новые направления» для контроля над этой «сексуальной патологией», он считал, что лекарства и психотерапевтический режим, разработанные советской медициной, были сравнительно дешевы и эффективны⁶⁵.

Неспешное развитие «сексопатологии» как подчиненной дисциплины советской психиатрии в 19()0 1970-х годах означало, что большую часть усилий практикующие врачи направляли на создание институтов и защиту своих научных проектов. Какими бы ни были их личные убеждения, идеологически «слишком узкое и догматичное понимание нормы» порождало у врачей авторитарный и судебно-психиатрический сексологический взгляд — следствие партийного надзора и интеллектуальной изоляции Советского Союза. Разумеется, немаловажную роль сыграло ханжество многих экспертов, равно как и их руководителей⁶⁶. Кроме того, слабое понимание советскими специалистами природы сексуальности привело к тому, что сексуальные и гендерные отклонения изучались только с точки зрения патологии. Диспуты между специалистами (урологами, гинекологами и эндокринологами) по поводу правомочности выделения новой дисциплины — «сексологии» продемонстрировали недооценку психологического и эмоционального аспектов половой жизни. Врачи делали упор на технические средства, разработанные для механической коррекции дисфункций и дефектов. Игорь Кон осудил такое отношение как «плоть от плоти советской “репрессивной психиатрии”, которая помогала КГБ запирать в психушки инакомыслящих»