Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [130]

. В такой атмосфере «гомосексуалист-ка», описанная в работах ряда психиатров в 1920-х годах, вновь стала предметом исследований. Для женщин, имевших секс друг с другом, последствия второй волны медикализации оказались весьма прискорбными.

Исследования о «гомосексуалистках», проводившиеся главным образом в Карагандинском женском исправительно-трудовом лагере, — вероятно, самый ранний и самый неожиданный ручеек сексологических исследований, проводившихся в после-сталинской атмосфере⁵⁴. Между 1954-м и началом 1960 года практикующим психиатром Елизаветой Мироновной Деревин-ской и ее научным руководителем психиатром Абрамом Моисеевичем Свядощем (1914—) были обследованы 96 женщин с целью построения их психологических и физиологических портретов. Результаты исследований Е.М. Деревинская представила в своей кандидатской диссертации, которую успешно защитила в 1965 году⁵⁵. Она не была опубликована, хотя А.М. Свядощ, который к 1973 году убедил Ленинградский городской отдел здравоохранения организовать Сексологический центр при Ленгорздравотделе для консультаций и исследований, широко опирался на работу своей ученицы в книге «Женская сексопатология»⁵⁶.

Диссертация Е.М. Деревинской, вероятно, — самое значительное исследование однополых отношений, проведенное учеными в советскую эпоху. Беспрецедентный масштаб и выбор объектов исследования отражал скрытую тревогу в связи с проблемами, которые могли возникнуть у бывших заключенных по их возвращении в общество. Главное, что в центре внимания оказались женщины; подтвержденная криминализированность мужской однополой любви и опасения, порождавшиеся новой советской дисциплиной — «сексопатологией», со всей определенностью подводили к мысли, что широкомасштабные исследования «мужчин, любящих мужчин», будут достаточно редкими, да и то лишь по запросам милиции⁵⁷. Психиатры, или сексологи, не имели возможности исследовать мужчин-гомосексуалов в нужных масштабах.

Из 96 женщин, изученных Е.М. Деревинской, 86 находились в Карагандинском исправительно-трудовом лагере. Как ей удалось понять, что эти женщины — «гомосексуалистки», из ее текста не следует. Гомосексуальность некоторых была установлена во время медицинского лечения в связи с соматическими проблемами. Двенадцать осужденных оставались под наблюдением после освобождения. Психиатр-стажер особенно не вникала в причины заключения женщин под стражу. Она указала, что 43 заключенные «занимались кражами» и никогда нигде не работали. Судя по куцым историям жизни, представленным автором, другие объекты исследования, похоже, не имели связей с криминальным миром. Они вполне могли принадлежать к большому контингенту лагерных заключенных, осужденных в 1940-е — начале 1950-х годов по сфальсифицированным политическим обвинениям⁵⁸. Девять женщин привлекли внимание Е.М. Деревинской как «свободные» пациентки, лечившиеся в Карагандинской провинциальной психоневрологической клинике. Возможно, среди этой группы были бывшие осужденные, осевшие в этом крае после освобождения. Дело в том, что на бывших заключенных часто распространялись ограничения в выборе места жительства. Эта группа состояла главным образом из лиц европейских национальностей Советского Союза и принадлежала к наименее образованным слоям населения⁵⁹.

Исследование Карагандинского лагеря, примечательное использованием международной медицинской литературы по женской гомосексуальности, основывалось на делении гомосексуальных женщин на «активных» и «пассивных»⁶⁰. Е.М. Деревинская надеялась, что путем разделения ее пациентов на эта две группы, можно будет избежать противоречивых диагностических и терапевтических выводов, которые ранее делали исследователи. В ее описаниях «активной» и «пассивной» форм женской гомосексуальности перечисляются советские гендерные дезидераты 1950—1960-х годов. «В половой близости [активная гомосексуалист-ка] играла мужскую роль», раздевала партнершу, даже несла ее в кровать и «чаще всего занимала активное положение (сверху партнерши. — Ред.)». «Большинство активных» (41 из 57 в приведенном примере) «имитировали поведение мужчины — главы семейства». Они принимали основные решения, контролировали семейный кошелек (включая и средства, зарабатываемые их партнершами) и распоряжались расходами. «Все они не переносили грязи, неряшливости» и могли быть резкими, даже грубыми со своими партнершами. «Активные» женщины в этих «семьях» презирали «работу, считающуюся женской», «ни одна из них не готовила обед, не стирала, не занималась рукоделием». В то же время они с удовольствием выполняли «мужскую работу» — «кололи дрова, ремонтировали забор, крышу и т. д.». Двадцать одна пациентка из двадцати девяти «активных» овладела «мужской профессией». Среди выполнявшихся ими типично «мужских» работ автор упоминает ремонт обуви, вождение и работу на токарном станке. Почта половина «активных» женщин описаны как «трансвеститки», носившие, по крайней мере, какие-то детали мужской одежды. Одна «свободная» пациентка психиатрической клиники считалась в обществе мужчиной, поскольку по паспорту она была Андреем Ивановичем (см. ил. 25). Эта го-мосексуалка официально зарегистрировала брак с партнершей (вероятно, убедив персонал ЗАГСа в том, что она — мужчина). Вместе с детьми партнерши от предыдущего брака «они <...> образовали гомосексуальную семью». Андрея дети называли «папой». Большинство «активных» субъектов носили короткие мальчишеские стрижки, у тридцати шести имелась татуировка (свидетельство о том, что они жили в криминальном мире). Всем им нравилось, когда партнерши пользовались макияжем и носили платья с глубоким вырезом