Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [104]
Этот отрывок об анатомических чертах «педерастии» из свода «Правил...», регулирующих гинекологические исследования, следует непосредственно за пунктом, посвященным гетеросексуальному насилию, и повторяет мнение В.О. Мержеевского на сей счет, изложенное в его руководстве, написанном за пятьдесят шесть лет до «Правил...». И всё же это не было простым возвратом к старорежимному определению «педерастии» как порока. «Правила...» стали частью более широкого процесса, посредством которого государство пыталось унифицировать судебную медицинскую практику в отношении половых преступлений>58. Стремление к систематизации процедуры выявления «педерастии» отражало желание властей навязать специалистам единый подход к проведению медицинской экспертизы при криминологических исследованиях изнасилования, дефлорации и развратных действий.
В руководстве по судебной гинекологии, опубликованном в 1935 году врачами, внесшими основной вклад в формулировку этих правил, мужская гомосексуальность тем не менее рассматривалась до некоторой степени противоречиво, что выдавало политическую и научную путаницу в головах авторов. Гинекологи Николай Владимирович Попов (1894—1949) и Ефрем Ефимович Розенблюм (1896—?) в конце главы «Изнасилование» обратились к теме «изнасилования с половыми извращениями» и пару страниц посвятили этиологии «гомосексуализма» и «лесбийской любви». Представив нейтральный обзор эндокринологических и рефлексологических теорий, авторы поименно перечислили иностранных и отечественных авторитетов и даже заявили (в разрез с традициями того времени), что гормональные теории «заслуживают <...> полного внимания»>59. Затем, оборвав научное рассуждение, Н.В. Попов и Е.Е. Розенблюм написали:
Наконец следует подчеркнуть и роль определенных классовых условий: особое распространение гомосексуализм получил в таких странах, как Германия, среди аристократической верхушки офицерства и вообще в «головке» фашистского движения>60.
Отметав, что «гомосексуализм теперь преследуется по уголовным кодексам союзных республик, но как имеющий место между мужчинами», он не попал в круг тем, рассмотренных Н.В. Поповым и Е.Е. Розенблюмом>61. Похоже, что судебные гинекологи, ответственные за освидетельствование жертв половых преступлений и преступников, не желали брать на себя обязанности по выявлению добровольного мужеложства среди мужчин. Преуменьшая степень распространенности этого «преступления», предполагая, что в проблеме лучше разберутся психиатры и эндокринологи, и, наконец, назьюая преступников классовыми врагами, Н.В. Попов и Е.Е. Розенблюм явно старались освободить судебную гинекологию от указанной обязанности. Между тем сразу же после таких рассуждений они приводят пример о некой женщине, муж которой «в пьяном виде потребовал полового сношения через задний проход. <...> На другой день, уже трезвый, он просил ее “сосать его половой член”. Она отказалась; тогда он схватил ее за волосы <...> и, “введя член в рот, кончил сношение”». В таких случаях авторы советовали проводить исследование пострадавшей как «пассивного педераста». Затем в духе М.О. Мер-жеевского и В.М. Тарновского они описали классические признаки анального полового акта у пассивного партнера. В заключение врачи высказали соображения о различии между признаками анальной гонореи у мужчин и женщин>62. Обсуждая описанный случай «пассивной педерастии» и отнеся его по половому признаку к женщине, судебные медики взяли на себя смелость применить к данному случаю традиционные медицинские знания о мужеложстве>63.
Пытаясь рассеять замешательство вокруг закона против мужеложства, народный комиссар юстиции РСФСР Н.В. Крыленко выступил в марте 1936 года на второй сессии ВЦИК XVI созыва с пространным докладом>64. Нарком расширил рамки гомофобной риторики режима и недвусмысленно внес гомосексуалов в список классовых врагов, деклассированных и криминальных элементов — объектов кампаний городской социальной чистки. С конца первой пятилетки «бытовые» преступления (включая групповые изнасилования), как считалось, совершавшиеся представителями указанных социальных слоев, стали караться как тяжкие уголовные преступления, данные о которых скрывались с особой тщательностью>65. Относя гомосексуалов к уже существующим категориям людей с отклонениями от социальной нормы, Н.В. Крыленко заполнил брешь, которую оставили официальные чиновники и эксперты, озадаченные проблемой, как относиться к «обычным» гомосексуалам, не связанным со шпионажем или главарями нацистов.
В своем докладе Н.В. Крыленко сослался на ряд изменений в законе, понадобившихся, чтобы выявить «остатки врагов», тех, «кто еще не хочет признать, что он осужден историей окончательно уступить нам свое место». Изменения должны были затронуть всё советское общество, ведь введенные законы имели «главной целью переработать нас самих, воспитать в нас самих нового человека <...> [и] новые отношения в быту». Закон против мужеложства, отмечал Н.В. Крыленко, комментировался западной прессой, а до недавних пор советские взгляды на «этого рода преступления» испытывали еще ощутимое влияние «западных буржуазных школ», учивших, что «этого рода действия — всегда болезненное явление». Н.В. Крыленко сравнивал гомосексуальность с алкоголизмом. Как алкоголики ответственны перед законом за преступные деяния, за исключением тех немногих случаев, когда «перед нами действительно больные люди», так и те гомосексуалы, кто «пускается на такие вещи», в подавляющем большинстве несут уголовную ответственность за свое поведение
