Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [103]

. Оказалось, что наряду с только что изданным постановлением появились инструкции, расширявшие границы его применения, но мы знаем о них очень мало.

В отличие от других статей, введенных в уголовные кодексы в 1930-е годы, статью против мужеложства не сопровождали циркулярные письма, информировавшие прокуратуру и суды о том, как ее применять. Обычно такие директивы помогали следователям и судьям исполнять свои обязанности⁴⁹. Инструкции к закону о мужеложстве, возможно, были переданы устно либо через закрытые циркуляры, которые после прочтения, скорее всего, отсылались обратно⁵⁰. Ниже в качестве примера мы рассмотрим восемь процессов против мужеложства, состоявшихся в Москве с 1935 по 1941 год (первый — в марте 1935 года), и приведем свидетельства того, что о постановлении от 7 марта 1934 года суды были информированы. Так, ссылаясь на этот закон, в своей оценке действий подсудимых городской суд отмечал:

<...> закон от 7ДП 1934 года направлен против мужеложства не в узком смысле этого термина, а против мужеложства как антиобщественного проявления половых связей между мужчинами, в каких бы формах это ни осуществлялось, и особенно тогда, когда это имеет место между организованной на такой почве группой людей⁵¹.

Этими аргументами суд воспользовался, чтобы оправдать одного подсудимого и вынести гораздо более мягкий приговор другому. При пересмотре дела Верховный Суд РСФСР подтвердил эти же доводы и даже оправдал другого подсудимого на основании недоказанности факта мужеложства после 7 марта 1934 года⁵². Однако ни в одном из остальных семи дел, рассмотренных до 1941 года, и ни в одном из шести дел, обнаруженных [в ЦГАМ] с 1949 по 1956 год, не содержится ни одного доказательства, позволяющего предположить, что судами были получены инструкции по применению этого закона.

Работающие в клиниках психиатры также не получали никаких непосредственных инструкций в отношении нового закона, о нем они узнавали случайно. Судебные психиатры, очевидно, знали о нововведении, а потому быстро откорректировали определение психопатии, приспособив его к новой трактовке⁵³. В 1935 году психиатр Евгений Алексеевич Попов (1899—1961) радикально изменил представление о «гомосексуализме» как категории душевной болезни. Не упоминая о рекриминализации мужеложства, он попытался очистить психиатрию от гомосексуала. Классификации половых извращений, основанные более на симптомах, чем на этиологии, являлись, на его взгляд, «пережитками», выдававшими диагностическую и терапевтическую слабость дисциплины. К «гомосексуализму» приводил ряд изначально экзогенных причин: «<..> нормально начатые половые отношения вследствие неудач, затруднений, разочарований, случайных моментов, вызвавших отвращение к женщине и т. п., извращаются и направляются на представителей своего пола». Мужчины такого типа всё еще имеют «нормальную половую установку», которая продолжает влиять на их выбор полового объекта («предпочитаются похожие на девочек мальчики, женоподобные юноши») и полового акта («стремление к имитации нормального coitus’a посредством педерастического акта»). Убедительно оперируя воспитательной психопатической моделью, Е.А. Попов говорил о «неоднородности той группы явлений, которые в психиатрической систематике фигурируют под общим обозначением гомосексуализма»⁵⁴. Согласно схеме Е.А. Попова, эрос между мужчинами если и заслуживал внимания медицины, то лишь как аспект психического расстройства или психопатии, но не в качестве самостоятельной проблемы.

Государство внезапно сместило представление об однополой любви из медико-юридической плоскости в плоскость судебной медицины и гинекологии — дисциплин, претерпевших значительные перемены в ходе выполнения пятилетнего плана⁵⁵. В 1932 году в Москве был создан Государственный научно-исследовательский институт судебной медицины Народного комиссариата здравоохранения, который разработал первые в Советской России внятные инструкции для врачей, готовивших экспертные заключения в случаях половых преступлений. Тридцать первого декабря 1934 года, после согласования с прокурорами РСФСР, Комиссариатом здравоохранения были утверждены «Положение о производстве судебно-медицинской экспертизы» и «Правила амбулаторного судебно-медицинского акушерско-гинекологического исследования». Но разработка «Правил...» началась спустя три месяца после выхода антимужеложного закона — в июне 1934 года⁵⁶. «Правила...» обсуждались одновременно с проектом нового закона против мужеложства, однако связь между этими двумя инициативами не прослеживается. И всё же сверху судебным медикам были спущены специфические инструкции по установлению признаков «педерастии»:

13. При освидетельствовании по поводу развратных действий, сопровождавших изнасилование или без такового, а также при половых извращениях (насильственных и ненасильственных), эксперт, помимо вышеуказанного, исследует (при педерастии) заднепроходное отверстие и обращает внимание на его форму (кратеро- или воронкообразную), не зияет ли оно, на дряблость и вялость слизистой прямой кишки, на наличие лучистости складок кожи кругом заднепроходного отверстия или их сглаженности, трещин, ранений, на состояние сфинктера, расширения ампулы, выпадение слоев прямой кишки; особое внимание уделяется наличию ректальной гонореи, особенно у потерпевшего мужчины (малолетнего)