Голый край - [16]

– Пап, это кто? – показала пальцем на несчастного.

– Не смотри, вороненок. – буркнул он.

– Ну кто это? – продолжала донимать его, дергая за косу.

– Это человек, который…

– Я знаю что такое мертвец, папа. А кто он был живой?

– Откуда? – удивленно переспросил он. – Это тебе друид такие гадости рассказывает?

– Подслушала, – хитро сказала, надеясь съехать с темы.

Если так подумать, полуторагодовалому ребенку неоткуда было узнать о смерти, по крайней мере при мне о таком не разговаривают. Но сделаем вид, что узнала про что-то подобное совсем недавно.

– Что ж… Этот человек… – начал было мужчина.

– Борт! – мама слегка шлепнула ему ладонью по губам. – Не рассказывай такое ребенку!

– А что? – возмутился он. – Она сама спросила, ей интересно. Кто я такой, чтобы скрывать от нее правду?

– Мам, мне интере-е-есно-о-о! – начала канючить. Обычно это работало.

Она недовольно вздохнула и закатила глаза. Я улыбнулась, довольная своей маленькой победой.

– Так вот! – снова начал папа. – Этот человек убил другого человека. Это было еще до того, как ты появилась у мамы в животике. В деревню пришли люди ярла собирать зерно, но он не захотел ничего отдавать и напал на них. Одному он успел разбить голову, но остальные…

– Борт! – громко воскликнула жена.

– Ва-а-ау! – восхищенно протянула, буквально пожирая взглядом скелет.

Так значит здесь есть люди, достаточно смелые, чтобы сопротивляться этому тирану-ярлу!

– Майя, это ведь плохо! – так же громко воскликнула мама.

– Но те люди тоже делают плохо! Они хотели у нас забрать покушать, а я…

– Ты это помнишь? – удивленно переспросила мама.

Кивнула в ответ. Мать непонимающе посмотрела мне в глаза, но я лишь улыбнулась, высунув язык. Как всегда, это сработало, и морщинки на лбу женщины мгновенно разгладились, а светлое лицо озарила улыбка.

– Я тоже считаю, что ярл берет слишком много, – пробурчал папа с хмурым выражением лица. – Мы ведь и сами плаваем на юг, но нашим людям не нужно столько еды. Так почему для его походов нужно так много?

– Лучше о таком не рассуждать. – перестав улыбаться, сказала мать, но вскоре снова ласково улыбнулась и взяла мужа за руку, обгоняя. – Идем, солнце уже высоко!

Отец усмехнулся и, покрепче взяв меня за ноги, помчался вперед во весь опор, тяжело пыхтя. От страха и неожиданности я сильно потянула его за косу, стараясь удержаться на огромных плечах, но скоро от ветра в лицо и ощущения скорости невольно захохотала во весь голос, а папа стал смеяться вместе со мной.

– Догоняй теперь, ранняя пташка! – прикрикнул отец маме, а та приподняла руками подол платья и побежала за нами, смеясь.

Так мы и бежали до самого поля, до земель, которые выделили для возделывания. Вскоре вокруг дороги, по которой мы шли, вдруг выросли низкие заборчики, отделяющие разные части полей друг от друга. Где-то уже работали в поте лица люди, где-то паслись коровы и быки с огромными, толстыми рогами и длинным мехом. Вокруг колосились тонкие золотые стебли зерновых культур. В прошлой жизни не увлекалась агрономией и теперь не могла сказать, что именно здесь выращивается. Но, во всяком случае, рацион из хлеба, иногда горького, и постоянных серых каш стал уже привычен, поэтому могу предположить, что здесь растет как пшеница, так и ячмень, овес и что-нибудь еще, о чем раньше не слышала или не обращала внимание.

Как мне объяснил папа, вся земля здесь формально принадлежит ярлу. Мы, низшее сословие в этом обществе, используем ее, чтобы выращивать пищу, и за это отдаем большую часть выращенного правителю. Что самое несправедливое, не у всех крестьян была одинаковая доля земли, очень часто поля делились между выросшими сыновьями, но при этом налог за ее использование был одинаковым для каждой семьи – три меры зерна. Мерой же здесь является, грубо говоря, количество зерна, которое требуется чтобы прокормить одного человека в течение полугода. Наша семья за год собирает в среднем четыре меры (что не совсем точно, так как я видела лишь один год), иными словами, ровно столько, сколько нужно для пропитания отца и матери в течение года плюс зерно на посев. При всем при этом налог в три меры кажется мне не просто несправедливым, но и крайне абсурдным, ведь если крестьяне мрут от голода, то они начинают приносить меньше дохода. Вправить бы мозги этому ярлу…

Наконец, за рассказами о сельском хозяйстве и экономике мы добрались до нашей земли. Огороженная невысоким плетеным забором, она сияла от золотистых посевов, а над этим золотым озером возвышалось покосившееся пугало. Отец поставил меня на прохладную, мягкую землю, и они с мамой наконец скинули с плеч мешки с инструментами и веревками.

Мое дело здесь простое – не путаться под ногами. Молчаливым хвостиком плелась то за матерью, то за отцом, глядя на то, как они ловко срезают целые пучки высоких колосьев костяными серпами и бросают на землю. Из интереса подняла с земли срезанный колосок и, отойдя подальше чтобы не мешать, принялась его разглядывать.

Удивительно, что мы вообще собирали достаточно зерна. Судя по тому, что помню со школы в прошлой жизни, злаковые должны выглядеть совсем по-другому. Это были не пухлые, пушистые колосья, ломящиеся от зерна, а скорее чахлые, тонкие прутики, на которых этих самых зерен кот наплакал. Видимо, люди если и занимались селекцией в этом мире, она была еще в самом зачатке, и вывести по-настоящему урожайные культуры никто пока не сумел. В нашем краю так все и было, а за далекие страны утверждать не берусь.