Голубые столбы Тиэлии - [9]

— Мама, что с тобой? — удивился папа Петя. — Саньку взялась защищать. Впрочем, все течет, все изменяется…

— Изменяется, изменяется, — отозвалась бабушка. — Рычим друг на друга, как некормленые собачата. А жить надо с добром. Мне уже помирать скоро. Хватит грешить.

Хитрая баба Дуня знала, что сноха и сын терпеть не могут ее разговоров про "помирать”. Так оно и вышло. Петр и Эля, начисто забыв об отпрыске, наперебой заговорили:

— Да как тебе, мама, такие мысли в голову приходят?! — воскликнул Петр.

— Вам еще жить и жить! заверила Евдокию Эля.

— Чтобы я подобного больше не слышал! — негодовал Петр.

— Мы все вас очень любим! — подмазывалась Эля.

Бабушка Евдокия цвела. Ей очень нравились такие откровения. У Саньки же камень с души свалился. Теперь уж о нем не заговорят. А Евдокия Петровна, выслушав увещевания и дифирамбы в свой адрес, вдруг сказала:

— Ладно, помирать я пока не буду. А вот отдохнуть немного хочу. В субботу поеду к Анатолию и захвачу с собой Саньку.

Саня хотел было возразить против путешествия к дяде Анатолию, но увидел, что бабушка подмигнула ему, и смолчал.

— Мама, но Саша же в субботу учится, — попробовала возразить Эля.

— И пусть учится, — добродушно согласилась бабушка. — На двух уроках. А потом я его заберу прямо из школы. Иначе на дневной автобус не поспеем. Вечером ехать нет смысла.

Когда в доме наступило полное перемирие и затишье, Саня отправился в бабушкину комнату.

— Ты чего, бабунь, задумала? Разве есть у нас сейчас время по гостям разъезжать?

— Эх, внучок, светлая головушка, — лукаво посмотрела на него Евдокия, — плохо ты соображать стал. Ну‑ка, раскинь мозгами и припомни, где наш Анатолий работает.

— На заводе. Ну и что?

— А ты припомни еще, как он рассказывал, что у них какие‑то аппараты ртутью наполнены. Авось нам и спроворится добыть у них эту гадость…

ВРЕДНАЯ НЮРКА АНАТОЛЬЕВНА

Дядю Анатолия Саня любил и уважал. Дядя был веселым, не нудным, никогда не докучал племяннику расспросами о плохих отметках и его поведении в школе. Если весь стиль разговора у Саниного папы сводился к поговоркам и изречениям, то речь дяди Анатолия блистала шуточками и прибауточками.

Зато дочь его — Анюта, как ласково называли ее в семье, видимо, унаследовала многое от двух братьев сразу. Веселой и бойкой на язык она была в отца, язвительной и многомудрой — в дядю Петю. Саня из принципа никогда не называл сестру Анютой. Для нею она была Нюркой или Нюркой Анатольевной. В лучшем случае (при взрослых) он именовал ее Нюрой. Анюта, конечно же, не могла простить брату этого. Ее язычок, острый как бритва, постоянно старался ранить брата. И на этот раз Анюта встретила Саню не лучшим образом.

— Их величество Александр Петрович пожаловали! — жеманно заворковала она. — Будут учить нас жить и придираться к нам, мелким людям, из‑за всяких пустяков?!

— Ну что ты, Нюрка, заносишься? — мирно остановил ее Саня.

— Я тебе не Нюрка! — фыркнула Анюта. — Если не желаешь называть меня Анютой, то зови официально Анной. И заруби себе это на носу! А то…

— А то маме пожалуешься? — поддел ее Саня.

Такого оскорбления Анюта выдержать не могла. Она выскочила из комнаты и заперлась в ванной. Зато на место внучки пришла бабушка Евдокия.

— Опять у вас склока? — неодобрительно спросила она у внука. — Чай, не маленькие, пора бы уж и честь знать. А ты ведь мальчик — мог бы и уступить.

— А чего она? Их величество, их величество…

— Успокойся. Сюда мы приехали дело делать, а не скандалы устраивать, — урезонила его Евдокия. — Пойду‑ка я лучше с Анатолием покалякаю.

Бабушка вышла в соседнюю комнату, а Саня навострил уши. Впрочем, ему можно было и не напрягаться. Звукоизоляция современных квартир позволяла услышать не только то, о чем говорили в смежной комнате, но и разговор в соседней квартире.

— Ну, Анатолий Петрович, — начала бабушка. — Как живешь? Какие новости на работе?

— Все нормально, мама, — ответил обескураженный вопросом о производстве дядя Анатолий. — Жизнь хорошая. На работе уважают. Недавно премию дали, Я тебе с прибытка шерстяной платок купил с цветами…

— Спасибо, сынок, за полушалок, — степенно поблагодарила его Евдокия. — Да что‑то ты скуп на слова стал. Все нормально — да и только. Мог бы матери и поподробнее рассказать, что на вашем предприятии делается.

Анатолий Петрович от подобного пристрастия матери к производственным новостям ошалел совсем. Все шутки‑прибаутки разом выскочили у него из головы, и он серьезно начал излагать:

— Ивана вчера прорабатывали. Явился на работу с глубокого похмелья. Тете Марусе, уборщице нашей, наконец‑то дали путевку в санаторий. Татьяна Овчинникова двойню родила…

— Ох, сынок, — перебила его Евдокия. — Вроде и умный ты у меня, а рассказывать совсем не умеешь, бормочешь что‑то как пономарь. Уж лучше бы сводил нас с Саней на завод, показал бы все, объяснил толком. И племяннику была бы польза. Может, мальчишка пристрастится к технике. А то уж совсем начал отбиваться от рук.

— Ну, пошли… — неуверенно согласился Анатолий. — А когда?

— Чего тянуть‑то? Вот пообедаем и в путь.

. /

Честно сказать, предприятие, на котором трудился дядя Анатолий, мало напоминало большой завод. Так, заводишко какой‑то. И Саня был уверен, что будь он могучей индустриальной единицей, то вряд ли их с бабушкой пропустили бы туда под честное слово Анатолия Петровича.