Голубые родники - [14]
И сейчас здесь торговый центр, только уже без ремонтеров и барышников, он скромно именуется районным колхозным рынком. Впрочем, осенью, когда кончаются в поле работы, рынок превращается, как некогда, в шумливую ярмарку — сюда приезжают даже из соседних областей.
Я видел не ярмарку, а воскресный рынок в июле и, сказать откровенно, нигде на Верхнем Дону не встречал таких душистых яблок, как в Лебедяни, такой сочной редиски, алых помидоров и пухлых баклажан, а еще — сдобных лепешек в густой сметане и особой, в одной Лебедяни приготовляемой, пряной икры из лука.
В старину посад Лебедянь окружали слободки мастеровых и служивых людей самого разного толка. Была Стрелецкая слобода, Кузнецкая, Покрово-Казацкая. Названия их сохранились и сейчас. Дети и внуки кустарей теперь мастеровые на немногочисленных в городе заводах далеко не союзного значения: Лебедянь не стала индустриальным центром. Лицо города — это крупный консервный завод, это богатые плодово-ягодные совхозы в окрестностях, большие овощеводческие хозяйства. Пойма Дона с лиманами и разбросанными вокруг некогда лебедиными озерами поистине золотое дно.
Я и раньше знал, что Лебедянь называют яблочным центром России, был наслышан о совхозе «Агроном» и поэтому, устроившись в гостинице, забросил в пустой номер рюкзак и, отложив осмотр города на вечер, отправился искать попутную машину в совхоз.
Он мало отличался от города, знаменитый «Агроном», — мощенные камнем улицы, водопровод, газ, благоустроенные коттеджи со всеми другими удобствами, большой Дворец культуры, стадион, музыкальная школа. А еще три десятка лет назад была здесь пустошь. Пустошь была и на месте совхозных садов, а протянулись они на девять километром в длину и на четыре — в ширину. Совхозный бухгалтер подсчитал как-то, что яблоками, выращенными в «Агрономе», можно обеспечить по научным нормам питания сто тридцать тысяч человек на протяжении всего года! И какими сортами — антоновкой, пепином шафранным, славянкой, бельфлер-китайкой, бессемянкой…
С «Агрономом» знакомил меня старый садовод (и добавлю — цветовод, потому что в совхозе одних только георгинов насчитывают сто пятнадцать сортов!) Василий Гаврилович Титов. Я слушал его и вспоминал, что в древней Персии садоводство считалось занятием, достойным царей, и что еще Вергилий обучал своих учеников не только стихам, но и садоводству, а Август Саксонский даже издал закон, по которому каждая новобрачная чета должна посадить по плодовому дереву.
Красивая Меча
Не затем ли Меча кружит
Нашим лугом и селом,
Что прощается и тужит
О девичестве своем?..
Отражая луг и поле,
Плоскодонку, взмах весла,
Синий цвет девичьей воли
Меча Дону принесла.
И во всем ему переча,
Несогласная с судьбой,
И в Дону осталась Меча
Ледяной и голубой.
Маргарита Алигер
Не так уж много у нас маленьких рек, о которых знают в большом мире. Красивая Меча тоже неприметная речушка, и, хотя она только приток Дона, наверное, нет ни одной школьной хрестоматии, где она не упоминалась бы. Возле самого устья Мечи я перешел ее вброд — холодную в знойный полдень, чистую, будто слеза, голубую, точно морская лагуна, прозрачную — с желтым песком и светлыми камешками на дне. И еще добавлю — Красивую, потому что берега ее, в самом деле, очень нежны и задумчиво-прекрасны. Пологими волнами стекаются к воде невысокие, распаханные холмы с крохотными березовыми рощами и неглубокими лощинами, и шумит, переливается под ветром бескрайняя хлебная нива, через которую кружит узким вьюном и пробирается к Дону река.
Давно-давно слышал я легенду о том, как после поражения на Куликовом поле Мамай, спасая свою голову, переправлялся с телохранителями у Гусиного брода через безымянную речку и обронил в воду меч. Не простой был меч — изукрашенный драгоценными камнями, чеканным серебром. В другой раз не оставил бы хан меча на дне реки, повелел бы слугам достать его. Но было не до меча. Так и остался он на дне, сколько искали потом — не нашли. А реку нарекли с той поры Красивой Мечей.
В Троекурове — деревеньке на берегах Красивой Мечи — я услышал и другую легенду. Нарекли будто бы реку Красивой Мечей задолго до прихода на Русь Мамая — в память о стычке богатыря с медведицей. По-древнерусски медведица — значит «мечька». И наверное, эта легенда ближе к истине.
Что касается медведей, то на Мече не слышали о них по крайней мере уже лет двести. Зато зайцев и перепелов видел я по дороге от Лебедяни к Троекурову несметное число, и почти все они непуганые, с любопытством поглядывают на редких путников. Хоть и много развелось в наше время охотников, до Мечи они еще не добрались.
Говорят, что Меча сильно обмелела. За полвека до Петра стряпчий Федор Лодыженский взял у казны подряд — построить за два года сто морских стругов в Воронской слободе на Мече. И построил. Да еще каких! По двадцать пять — тридцать аршин длиною. Правда, свел на это дело вековые липы и сделал Мечу не только степной речкой, но еще и мелководной.
Берега Мечи по-прежнему чаруют своей красотой — не бором, от которого остались чахлые рощицы, а зелеными-зелеными лугами, ледяными омутами (окунешься возле родников — будто «ошпарит» тебя ледяными иголками), цветочным разливом на песчаных отмелях. Помните, как говаривал о местах этих тургеневский Касьян: «Там у нас, на Красивой-то Мечи, взойдешь ты на холм, взойдешь — и, господи боже мой, что это? а?.. И река-то, и луга, и лес; а там церковь, а там опять пошли луга. Далеко видно, далече. Вот как далеко видно… Смотришь, смотришь, ах ты право!..»
