Голубые эшелоны - [26]

Лелека задумался.

— Вагон не поможет. — Наконец на его крестьянском лице проступило решение: — Знаешь, что нужно сделать?

Но тут из-за кустов снова показались все четыре телефониста. Богиня что-то торопливо прятал за пазуху бекеши, Кавуля, вращая своим единственным глазом, держал его за рукав и сердито бормотал:

— А ты снова обдуришь?

— За онучу поднимать бучу? Там видно будет, — ответил Богиня. — А ты еще тут? — крикнул он Лелеке. — Живо ступай, позови мне Маркияна.

Лелека, оглядываясь на них, как на злых собак, отошел от вагона.

— Он по перрону гуляет с какой-то марухой, — сказал длинноногий Смыцкий, — я сейчас позову. И, глядя в просвет между вагонами, крикнул: — Эй, мальчонка, бегом сюда!

Старший разведчик Маркиан звякнул шпорами, козырнул своей восхищенной спутнице и под вагоном пролез на эту сторону.

— Маркиан, — сказал Богиня, — двух лошадей, мигом! И тащи сюда Ваньку Шкета. А ты, жлоб, все еще слюни пускаешь? — обратился он к казаку с сорочьими глазами. — Обожди малость — и ты подучишься.

— Вот это работа, хлопцы, не то, что в Знаменке. Животы надорвут со смеху. Вы только представьте себе, когда его накроют…

Парень с сорочьими глазами ничего не ответил. Он сидел на пулемете и о чем-то думал, наморщив узенький лоб, Может быть, перед ним разворачивались картины из романтических писаний Кащенка, а может, всего только жали новые казенные сапоги, сидевшие, как ступы, на его неуклюжих, как весь он, ногах. Богиня подгонял хлопцев:

— Ну-ну, айда, айда! Ты, Маркиан, будешь за командира, а ты, Шкет, за ординарца, и сам не лезь, боже сохрани, а то я знаю тебя: сразу за манишку.

Шкет, с круглыми скулами, вздернутым носом и рассеченной бровью, хотя и неохотно, но согласился, и они верхом на лошадях скрылись вслед за санями.

Богиня подозрительно заглянул во все углы под нарами, потом командирским тоном приказал казаку в гимназической фуражке никуда не уходить и потащил за собой телефонистов в другой вагон.

— К Ваське, до того как вернется Маркиан.

— Ладно! Чего носы повесили, хлопцы, не дрефь, — сказал Береза, топая вдоль эшелона, — полковник нынче тоже загнал целый вагон грабель.

Они остановились у третьей двери. Вокруг чугунной печки кучкой сидели казаки.

— Ну что, хлопцы?

— Лезь сюда. Сказывают, замиренье скоро будет.

— Ну, пока будет замиренье, — вставил кто-то из казаков, — так большевики поспеют нам такого чесу дать, что и домой не доберешься.

— Ох и дают, ох и дают, — почесывая затылок, подхватил уже немолодой казак. — Сказать бы, обученные, а то ведь простые рабочие или наши же, сельские. А я не прочь, хоть бы и домой.

— Надоело, дядька Ничипор, что ли?

— Еще бы! Обратно же, сказывают, большевики будут землю давать.

— Сволочь вы, вот что! — вдруг сердито заорал на них казак в папахе с синим шлыком. — Недаром нам немцы говорили в лагерях, что мы темный народ. Они — и то заботятся о нашей матери-Украине, а вы только о своей хате думаете. Шкурники вы после этого, а не казаки!

— А мы хорошо знаем, как немцы заботятся о нашей матери-Украине. До сих пор ребра болят. Вот и расписку берегу за кабана, что забрали. Может, ты заплатишь?

Его перебил Богиня:

— Ша, хлопцы, сотник идет.

Телефонисты проворно юркнули под дощатые нары.

Сотник Лец-Атаманов соскочил с коня и, бросив адъютанту поводья, направился к перрону, но тут под ноги подвернулся делопроизводитель Чижик.

— Пан сотник, — угодливо заговорил он, — говорят, вы нынче дежурный?

— Опять клянчить пришел?

— Нет, я ничего, я так, от чистого сердца. Я сейчас отчет готовлю.

— И пришел чарку просить?

Чижик молча заморгал глазами над острым носиком.

— Я тебя, Чижик, в пехоту отправлю.

— Я ж только хотел вам сказать… Что же я хотел сказать? Ага, вас там дожидается один. Говорит, только к сотнику нужно.

Лец-Атаманов быстро зашагал в канцелярию, а Богиня и Береза вылезли из-под нар и кинулись к Чижику.

— Кто дожидается, слепота куриная?

Чижик апатически поглядел своими кроличьими глазками на встревоженного Богиню и, ничего не ответив, зашаркал валенками по снегу. Береза схватил его за плечо:

— Говори, Чижик чертов!

Чижик болезненно наморщил свое расписанное сизыми жилками лицо и бессильно ответил:

— Хоть бы одну рюмочку…

— Бутылку дам, говори!

— О, господи, я ж тебе говорю — черный весь, в пальте.

— Черный? Пошли к нам. Так что ж это, Маркиан промазал? Ну, я ему покажу.

10

Сотник Лец-Атаманов по дороге в канцелярию старался угадать, где может быть сейчас Нина Георгиевна. Если она в купе и одна, он нарочно не заглянет туда, а пойдет в канцелярию, а в канцелярию ему даже нужно зайти. Ведь там его кто-то ожидает. Но кто может здесь заявиться в их эшелон? Разве что поставщик какой-нибудь? Так завхоз и без него обошелся бы. А может, может?.. И Лец-Атаманов при этой мысли даже содрогнулся. Но почему ко мне, когда есть командир дивизиона. Или они знают, что я, по сути, такой же бедняк-пролетарий, как и они? Уж не перемирие ли? Сердце сжалось от радости. Может, в самом деле нас признает Антанта. Но, вспомнив беседу с дипломатической миссией, только горько вздохнул.

Занятый этими мыслями, Лец-Атаманов вспомнил наконец болтовню Богини об угрозах крестьян. Возможно, кто-нибудь пришел предупредить. Может, тот, что бежал за санями?