Голубые дьяволы - [29]

Шрифт
Интервал

— Успокойся, — сказал он. — Никто тебя не считает фашистом, с чего ты взял. Я командир партизанского отряда Близнюк, а ты кто?

— Игорь Малыгин, пулеметчик бронепоезда номер двадцать. Мы дрались под Моздоком с танками. Меня в бою ранило. Двое суток находился в сарае у Анны Ивановны. А он говорит «пленный». Какой я пленный? Меня ребята из–под обломков без сознания вытащили…

— Какие ребята? — спросил Близнюк.

— Моздокские, какие же еще… Колька Стоян, Петька — с заводского поселка пацаны. А еще Мишка Калашников, не то с Луговской, не то с Луковской улицы.

— Калашников, говоришь? — изумился рыжеватый партизан, и его длинный нос вытянулся еще больше, так по крайней мере показалось Игорю. — Стриженный наголо и круглая макушка у него, да?

— Да… А вы откуда его знаете?

Рыжеватый крутнул головой, ударил себя ладонями по бедрам, сипло рассмеялся.

— Как же мне его не знать, охломона. Ведь мы с его батей до войны в одном дорожном участке работали. Узнаю казака стодеревского: в городе бой идет, а его нечистая сила по бронепоездам носит.

— Бой к тому времени уже закончился, — уточнил участник боя.

— Все равно — отчаянная башка.

В разговор вмешался командир отряда.

— Погоди, Жора, — сказал он недовольно, — дай парню рассказать, что произошло с ихним бронепоездом.

— Пущай рассказывает, — согласился Жора и отошел в сторону.

Игорь рассказал про бой бронепоезда с танками.

— Будешь у нас пулеметчиком, — сказал Близнюк, когда Игорь закончил свое повествование. — Вот только отобьем у фрицев пулемет. Ну как, согласный?

Игорь замялся, окинув грустным взглядом одинокую кошару и безбрежную пустынную степь вокруг нее.

— Я лучше к нашим… в действующую армию. .

Близнюк нахмурился.

— Мы тоже не бездействуем, — сказал он сухо. — А впрочем как знаешь, удерживать не буду. Но только маузер оставим у себя. Тебе там другой дадут, а у нас, сам видишь, с оружием туго. Вон даже ружья вместо винтовок.

— Я знаю, где можно достать винтовки, — угрюмо проговорил Игорь, ему было до слез жалко расставаться с маузером.

— Где?

— Там ребята с поля боя натаскали целый арсенал. Даже ручной пулемет есть и ротный миномет с минами.

— А не врешь? — командир отряда так и всверлился взглядом в черные зрачки юного красноармейца.

— Век свободы не видать, — улыбнулся Игорь, вспомнив божбу мальчишек, своих спасителей.

— Лёня! Сухоруков! — задрал голову кверху Близнюк.

— Сегодня ночью отправишься в город, найдешь этих ребят и заберешь у них оружие, — приказал он, когда дозорный весело скатился на собственных ягодицах с соломенной горки.

— Нашел кого посылать, — подскочил к разговаривающим Жора. — Ведь он же там не знает никого. Давай лучше я поеду.

— Зато тебя там все хорошо знают, — усмехнулся Близнюк. — Нет, Михнев, не будем рисковать понапрасну. Ты лучше расскажи Лёне, где живет твой знакомый пацан… Калашников. А потом отправишь к кавалеристам вот этого лихого пулеметчика. Не хочет оставаться у нас, ну и, как говорится, вольному воля, спасенному рай. Маузер отдайте.

Через час–полтора Игорь Малыгин уже ехал на коне в сопровождении Георгия Михнева к 8‑му овцесовхозу, где последний встретил вчера днем кавалеристов регулярной Красной Армии.

Глава десятая

В тот же день Левицкого срочно вызвал к себе комиссар бригады. Прибыв на командный пункт 3‑го батальона, расположенный на северной окраине города в здании Сельхозснаба, что огромным своим двором образовывал угол между Садовой и Колхозной улицами, и никого там не застав кроме адъютанта, он направился к позиции, занимаемой 8-ой ротой на пустыре, по соседству с элеватором. Он шагал по шпалам узкоколейки, связывающей хлебоприемный пункт с городом Малгобеком, раскинувшимся на хребте Терского взгорья, и размышлял над тем, какую задачу поставит перед ним комиссар бригады. По всей видимости, уже сегодня немцы предпримут решительное наступление. Город–то невелик, из конца в конец можно пройти за двадцать минут. Левицкий оглянулся: слева вздымался над саманными хатками Успенский собор. Он, словно былинный воин–богатырь, всматривался вдаль, ожидая с минуты на минуту появления вражеских ратей.

Жидковата оборона на этом участке. Короткие и не слишком глубокие траншеи. На замаскированных пожелтевшим бурьяном брустверах поблескивают затворы винтовок образца 1891 года. Долго ли можно продержаться против бронированных полчищ врага? Правда, настоящий отпор врагу готовится на той стороне Терека, но здесь нужно обязательно задержать врага для обеспечения полной эвакуации отступающих войск за линию обороны. Осторожен немец, не лезет напролом. Вчера потрогал нашу оборону со стороны станицы Луковской, сегодня в десятом часу попытался овладеть кирпичным заводом с северо–западной стороны. Куда же он направит главный удар? Не сюда ли, в стык между 8‑й и 7‑й ротами, чтобы с ходу, минуя город, прорваться к терскому мосту?

— Заходи — гостем будешь!

Левицкий повернул голову на знакомый голос: из ближнего окопа улыбался ему всеобщий любимец политрук Амбарцумян.

— А угощать есть чем? — ответно улыбнулся Левицкий и спрыгнул в окоп.

— Для хорошего человека всегда найдем, — Амбарцумян нагнулся, выхватил из земляной ниши бутылку нарзана, протянул нежданному гостю. — Угощайся, пожалуйста.


Еще от автора Анатолий Никитич Баранов
Терская коловерть. Книга первая.

Действие первой книги начинается в мрачные годы реакции, наступившей после поражения революции 1905-07 гг. в затерянном в Моздокских степях осетинском хуторе, куда волею судьбы попадает бежавший с каторги большевик Степан Журко, белорус по национальности. На его революционной деятельности и взаимоотношениях с местными жителями и построен сюжет первой книги романа.


Терская коловерть. Книга вторая.

Во второй книге (первая вышла в 1977 г.) читателей снова ожидает встреча с большевиком Степаном, его женой, красавицей Сона, казачкой Ольгой, с бравым джигитом, но злым врагом Советской власти Микалом и т. д. Действие происходит в бурное время 1917-1918гг. В его «коловерти» и оказываются герои романа.


Терская коловерть. Книга третья.

Двадцать пятый год. Несмотря на трудные условия, порожденные военной разрухой, всходят и набирают силу ростки новой жизни. На терском берегу большевиком Тихоном Евсеевичем организована коммуна. Окончивший во Владикавказе курсы электромехаников, Казбек проводит в коммуну электричество. Героям романа приходится вести борьбу с бандой, разоблачать контрреволюционный заговор. Как и в первых двух книгах, они действуют в сложных условиях.


Рекомендуем почитать
Год - тринадцать месяцев

Анатолию Емельянову присущ неиссякаемый интерес к жизни сел Нечерноземья.Издавна у чувашей считалось, что в засушливом году — тринадцать месяцев. Именно в страшную засуху и разворачиваются события заглавной повести, где автор касается самых злободневных вопросов жизни чувашского села, рисует благородный труд хлеборобов, высвечивает в характерах героев их высокую одухотворенность.


У реки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Васеха

В сборник вошли произведения известных и малоизвестных широкому кругу читателей авторов, которые занимали и занимают свое место в истории, становлении и развитии нашей литературы, — рассказы А.Фадеева, К.Федина, Ю.Тынянова, В.Каверина и других советских писателей. Многие из этих авторов знакомы читателям как авторы романов, драматических произведений. И в этом сборнике они открываются с новой стороны.


Цветные открытки

«Цветные открытки» — вторая книга ленинградской писательницы. Первая — «Окно» — опубликована в 1981 году.


Конвейер

С писательницей Риммой Коваленко читатель встречался на страницах журналов, знаком с ее сборником рассказов «Как было — не будет» и другими книгами.«Конвейер» — новая книга писательницы. В нее входят три повести: «Рядовой Яковлев», «Родня», «Конвейер».Все они написаны на неизменно волнующие автора морально-этические темы. Особенно близка Р. Коваленко судьба женщины, нашей современницы, детство и юность которой прошли в трудные годы Великой Отечественной войны.