Голубой замок - [7]

— Досс, — позвала ее мать снизу, — что ты там делаешь, одна в комнате?

Валенси отбросила «Плоды чертополоха», словно горячие угли, и ринулась вниз к своим лоскутам, но ее не отпускало странное возбуждение, что всегда охватывало ее, когда она погружалась в одну из книг Фостера. Валенси почти ничего не знала о лесах — если не считать призрачных дубовых и сосновых рощ, окружающих Голубой замок — но всегда тайно желала попасть туда, и книга Фостера о лесах заняла в ее мечтах второе место после самих лесов.

В полдень дождь прекратился, но солнце выглянуло из-за туч только около трех часов. Тогда Валенси осторожно сообщила, что хотела бы сходить в город.

— Зачем тебе идти в город? — строго спросила ее мать.

— Хочу взять книгу в библиотеке.

— Ты уже брала книгу на прошлой неделе.

— Нет, прошел уже почти месяц.

— Месяц. Ерунда!

— На самом деле, мама.

— Ты ошибаешься. Не могло пройти больше двух недель. Мне не нравятся возражения. И я не понимаю, зачем тебе брать книгу. Ты понапрасну тратишь время на чтение.

— А чего стоит мое время? — с горечью спросила Валенси.

— Досс! Не разговаривай со мной таким тоном.

— Нам нужен чай, — сказала кузина Стиклз. — Она могла бы пойти и купить, если хочет прогуляться, хотя в такую сырость легко простудиться.

Они обсуждали проблему еще минут десять, и в конце концов миссис Фредерик скрепя сердце согласилась, что Валенси может пойти.

Глава IV

— Ты надела калоши? — крикнула кузина Стиклз, когда Валенси выходила из дома.

Кузина Стиклз никогда не забывала задать этот вопрос, если Валенси выходила в сырую погоду.

— Да.

— Ты надела фланелевое белье? — спросила миссис Фредерик.

— Нет.

— Досс, я тебя не понимаю. Ты снова хочешь умереть от простуды? — Видимо, миссис Фредерик подразумевала, что Валенси уже не раз умирала от простуды. — Сейчас же иди наверх и надень!

— Мама, мне не нужно фланелевое белье. Мое сатиновое вполне теплое!

— Досс, вспомни свой бронхит два года назад. Иди и делай, что я тебе говорю!

Валенси пошла, но если бы кто-то знал, насколько близка она была к тому, чтобы вышвырнуть фикус на улицу. Она ненавидела это серое фланелевое белье больше всей прочей своей одежды. Олив никогда не приходилось носить фланелевое белье. Она носила сборчатое шелковое или батистовое, украшенное ажурными воланами. Но ее отец «женился на деньгах», и у Олив никогда не случалось бронхита. Знай свой шесток.

— Ты не оставила мыло в воде? — крикнула ей вслед миссис Фредерик, но Валенси уже не слышала ее. Она свернула за угол и оглянулась на уродливую, чопорную, респектабельную улицу, на которой жила. Дом Стирлингов был здесь самым безобразным, больше похожим на красный кирпичный ящик. Слишком высокий для своей ширины и кажущийся еще выше за счет стеклянного купола-луковки на крыше. Рядом находились безлюдные развалины старого, отжившего свой век, дома.

Прямо за углом стоял очень красивый дом с витражными окнами, двойными фронтонами — новый дом, один из тех, в какие влюбляешься с первого взгляда. Клейтон Маклей построил его для своей невесты. Он собирался жениться на Дженни Ллойд в июне. Небольшой дом и, как говорили, меблированный от чердака до подвала, был готов принять свою хозяйку.

«Не завидую Дженни из-за ее жениха, — совершенно искренне подумала Валенси — Клейтон Маклей не входил в число тех, о ком она могла бы мечтать, — но я завидую ей из-за этого дома. Такой красивый новый дом. О, если бы у меня был свой собственный дом, пусть маленький, бедный, но свой! Но, — горько одернула она себя — какой смысл желать луну, если не можешь получить даже сальную свечку».

В стране грез ничто бы не устроило Валенси, кроме замка из светлого сапфира. В жизни она бы удовлетворилась маленьким, но собственным домом. Сегодня она особенно остро завидовала Дженни Ллойд. Внешне Дженни вовсе не была лучше нее, да и не намного моложе. И все же именно она получала этот красивый дом. И чудесные крошечные вэджвудские[3] чайные чашки — Валенси видела их; и камин; и белье с монограммами; и скатерти, украшенные мережкой; и буфет. Почему одним достается все, а другим — ничего? Это было несправедливо.

Когда Валенси, чопорную, безвкусно одетую в поношенный плащ и шляпку, которую носила уже три года, обрызгала грязью проезжающая мимо машина, издав оскорбительный рев, чувство протеста закипело еще сильнее. Автомобили были в Дирвуде редкостью, хотя стали обычным делом в Порт Лоуренсе; все дачники, отдыхающие на Маскоке, разъезжали в них. В Дирвуде машины имелись лишь у фешенебельной части общества, поскольку даже Дирвуд был разделен на социальные слои. Существовало фешенебельное общество — интеллектуальное общество — общество старых семей — к нему принадлежали Стирлинги — простонародье и несколько изгоев. Никто из клана Стирлингов не снизошел до автомобиля, хотя Олив и упрашивала отца купить машину. Валенси ни разу не ездила в машине. Но она не слишком и хотела этого. По правде говоря, она побаивалась автомобилей, особенно в ночное время. Они казались громадными ревущими чудовищами, стремящимися сбить или нанести ужасные разрушения. По горным дорогам, ведущим к Голубому замку, можно было передвигаться лишь на лошадях в красивой упряжи, горделивым аллюром, а в жизни Валенси вполне бы устроила двуколка с хорошей лошадкой в упряжке. Ей удавалось прокатиться в экипаже, лишь когда один из ее дядьев или кузенов вдруг вспоминали о ней, словно бросали кость собаке.