Волк отряхнулся как ни в чём не бывало, глянул назад, на Пашку, и побежал к южной стороне озера, к берёзкам.
— Стой! — вдруг крикнул ему Пашка. — Стой! Рыжий, как тебя?.. Рыжий!
Волк остановился, обернулся и посмотрел на Пашку.
— Стой! — крикнул Пашка, понимая, что его начинает затягивать под лёд. — Стой, — попросил он тихо, — не уходи, пожалуйста…
Одежда намокла и висела на нём словно чугунная, удержаться в ней не было никаких сил. Пальцы деревенели на льду, рядом валялось ружьё…
— Стой, — вновь попросил он, — боже мой… ну стой же, не уходи… Ну ты же собака… ты же… немного собака…
Волк повернулся и вдруг сел на лёд. Сидел и смотрел на Пашкину голову, торчащую из воды.
— Помоги, — сказал шёпотом Пашка, сил на громкие слова, на вопли уже не было, сил не было даже на шёпот, локти сползали в воду.
— Помоги, — прошептал он, словно прощаясь со светом, — помоги…
Волк встал и пошёл к Пашке. Подойдя почти вплотную, зверь посмотрел Пашке в глаза — или ему показалось, что зверь посмотрел ему в глаза? Только Пашка вдруг увидел совсем не волчьи, а чисто собачьи глаза, они смотрели на него как-то сочувственно, как будто понимали, что творится сейчас и что может произойти.
— Помо… помоги… — шепнул Пашка ему туда, в эти собачьи глаза.
Пашка не знал, как волк мог ему помочь, но был согласен, чтобы его сейчас просто, как щенка, взяли за холку и вытащили на крепкий лёд, он был согласен, чтобы волк схватил его за руку и откусил эту руку, но лишь бы вытащил его на крепкий лёд… Он был согласен на всё, на всё… Но что мог сделать волк?
Рыжий подошёл к ружью, понюхал его и мотнул мордой, потом как-то очень осторожно, как хищник в цирке берёт пищу изо рта дрессировщика, взял своими страшными зубами приклад, раздался хруст дерева…
— Да, да, — шептал Пашка бессознательно, — я понял, я понял…
Он ухватился за ремень оружия. Волк поднял ружьё легко, словно оно ничего и не весило, поднял зубами оружие, из которого его только что хотели убить, и стал пятиться назад. Пашке резануло в мозгу: это последний шанс! Он бросил держаться за лёд и негнущимися пальцами схватился за ремень ружья. Если волк сейчас выпустит приклад из зубов, его сразу утянет под лёд, если волк случайно выпустит приклад из зубов, его сразу затянет под лёд, если… если… если…
Рыжий пошёл назад. Шёл вначале легко, вытянув Пашку почти по пояс, потом видно было, что лапы его заскользили, в лёд вонзились волчьи когти, зверь захрипел, мотнул мордой и резко рванулся назад, пятясь от смертельной ловушки. Пашка не мог двигаться, он даже не мог ничем помочь этому зверю. Одно его беспомощное движение — и всё может рухнуть в секунду. Пашка смотрел зверю в глаза, зверь смотрел на него, понимая, что ещё не до конца вытащил человека. Наконец Пашка просто лёг на ледяную поверхность.
Он лежал на животе, повернув голову набок. Двигаться не мог, дышать не мог, тело жгло холодом, но Пашка холода не чувствовал, он лежал и смотрел на зверя, в руках был ремень от заряженного ружья. Волк осторожно опустил ружьё на лёд. Между ними был метр, не больше. И хищник мог в две секунды зарезать человека. Пашка смотрел рыжему в глаза и чувствовал ответный взгляд.
— Ты всё же не совсем волк, — прошептал он.
Рыжий постоял ещё секунду, повернулся и, всё так же осторожно труся, побежал прочь с озера, миновал перелесок из берёзок и ушёл в лесотундру.
Пашка вначале полз на животе, а когда увидел, что лёд прочный, устало поднялся и, шатаясь, волоча ружьё по снегу за собой, через силу добрался до машины. Дома ничего не сказал. Только показал приклад ружья:
— Это Рыжий… з‑зубами… да…
Потом был обморок. Потом воспаление лёгких. А Рыжего больше никто не видел. Может, в стаю ушёл или нашёл новую?
2015
