Голубой лабиринт - [142]

— Что происходит? — спросил один из врачей, отрываясь от работы.

Марго посмотрела на Констанс, потом на д’Агосту и обратно. Она держала шприц в одной руке, стакан — в другой, и ее немой вопрос повис в воздухе.

Констанс медленно кивнула.

Марго изучила противоядие под сильным светом реанимационного отсека, сорвала фильтр со стакана, погрузила иглу в жидкость, наполнила шприц, а затем вытащила, подняла вверх и встряхнула его конец, чтобы удалить лишние пузырьки воздуха. Затем, сделав глубокий вдох, она подошла к кровати.

— Довольно, — сказал доктор. — Убирайтесь к черту от моего пациента.

— Я приказываю вам дать ей доступ, — сказал д’Агоста, — под мою ответственность как лейтенанта нью-йоркской полиции.

— У вас здесь нет власти. С меня достаточно этого вмешательства. Я вызываю охрану.

Д'Агоста потянул руку к поясу, к кобуре, но, к своему удивлению, он ощутил, что табельное оружие пропало.

Он резко развернулся и увидел Констанс. Стоя за ним, она направляла его пистолет .38 калибра на врачей и медсестер. Хотя она смыла большую часть грязи со своего лица и сменила рваную шелковую сорочку на длинный больничный халат, она все еще была вся покрыта царапинами и порезами. На ее лице застыло выражение, пугающее своей решительностью напряженностью. Внезапная тишина затопила отсек, и все работы прекратились.

— Мы собираемся, спасти жизнь вашему пациенту, — сказала она тихим голосом. — Отойдите от охранной сигнализации.

Ее слова, которым добавляло весомости д’Агосты, заставили сотрудников больницы отпрянуть. Действуя быстро, пока врачи были ошеломлены, Марго вставила иглу в капельницу, чуть выше ее кончика, и ввела около трех миллилитров жидкости.

— Вы убьете его! — закричал один из врачей.

— Он уже мертв, — резко ответила Марго.

Настал момент напряженного ожидания, в то время как тело Пендергаста продолжало неподвижно лежать на кровати. Различные короткие электронные звуки и сигналы машин мониторинга сливались в, своего рода, траурную фугу. Теперь на фоне этого хора, зазвучал низкий, настойчивый тон.

— Он снова читается! — воскликнул первый доктор, наклонившись к дальнему концу кровати.

Еще мгновение Марго оставалась спокойной. А затем она снова подняла шприц и поднесла его к капельнице.

— К черту, — прошипела она, вводя дозу вдвое больше, чем в прошлый раз.

Время словно возобновило прежний ход, и персонал больницы хлынул к кровати, забыв о пистолете. Марго грубо оттеснили в процессе, а шприц изъяли из ее покорной руки. Последовал шквал криков, громких приказов, а затем сработала сигнализация. Констанс опустила пистолет, смотря на развернувшуюся картину с побелевшим лицом.

— Желудочковая тахикардия, нет пульса! — один голос взлетел над остальными.

— Мы теряем его! — закричал второй врач. — Массаж сердца, срочно!

Д'Агоста, застыл в шоке, глядя, как одетые в форму фигуры лихорадочно работают вокруг кровати. Электрокардиограмма на верхнем мониторе была мертва. Он подошел к Констанс, осторожно забрал пистолет из ее руки и убрал его в свою кобуру.

— Я сожалею.

Лейтенант уставился на бесполезную суету, пытаясь припомнить, когда в последний раз Пендергаст говорил с ним. Не ту бредовую истерику в оружейной комнате, а действительно прямой разговор с ним лично, лицом к лицу. Для д’Агосты казалось очень важным вспомнить его последние слова. И насколько ему подсказывала память, это случилось за пределами тюрьмы в Индио, как раз после того, как они прекратили попытки допросить Рудда. И что же сказал ему Пендергаст, когда они стояли на асфальте парковки, под жарким солнцем?

«Потому что, мой дорогой Винсент, наш пленник — не единственный, кто в последнее время начал чувствовать запах цветов».

Пендергаст почти с самого начала понимал, что с ним происходит. Видит Бог, что это были последние слова агента, сказанные ему...

Вдруг звуки вокруг него и громкие голоса, изменили тон и срочность.

— Есть пульс! — прокричал врач. Прямая линия ЭКГ начала мигать и подпрыгивать, возвращаясь к жизни.

— Давление растет, — отчиталась медсестра. — Семьдесят пять на сорок.

— Прекратить массаж сердца, — приказал другой врач.

Прошла минута, пока медики продолжали свою работу, а состояние пациента постепенно улучшалось. Пендергаст вдруг приоткрыл один глаз — едва-едва, но его друзья заметили это движение. Потрясенный д’Агоста увидел, что зрачок агента сместился, осматривая комнату. Констанс наклонилась вперед и сжала его руку. Д’Агоста услышал, как она сказала:

— Ты жив!

Губы Пендергаста раскрылись, и с них сорвалась короткая фраза.

— Альбан... до встречи, сын мой.

Эпилог

Два месяца спустя.

Бо Бартлетт свернул серебристый «Лексус» с окружной дороги на белый гравий, медленно направившись по длинному переулку, обрамленному черными дубами, заросшими испанским мхом, и выехал на круговой съезд. На горизонте появился большой и величественный дом плантатора эпохи Греческого Возрождения, и, как обычно, у Бартлетта при виде его перехватило дыхание. В приходе Сент-Чарльз стоял жаркий полдень, и окна седана Бартлетта были закрыты, а кондиционер включен. Он заглушил мотор, открыл дверь и вышел на улицу, пребывая в крайне хорошем настроении. Его светло-красная рубашка-поло приятно прилегала к телу, а в розовых брюках и туфлях для гольфа было совершенно не жарко.