Голубой кедр - [6]

- Что, не узнаешь домик? А ты приглядись, приглядись!

Николай пригляделся. В очертаниях избушки было что-то знакомое. И этот огород, весь в будылье, и позади такие же ветхие дома... Все тихо, мрачно. Только речушка играет и переливается...

Это была та самая заброшенная деревня, откуда они ушли ранним утром.

... - Ну чем я виноват? - устало спросил Лебедев. Пуще усталости томила недоуменная обида.

- Это все из-за тебя, - проворчал Игорь, не оборачиваясь. Он был расстроен, как ребенок. - Это они нас водили. Твои приятели... Меня-то им с пути не свернуть, могли уж в прошлом году убедиться.

- Но ведь ты как раз и шел впереди! - воскликнул Лебедев.

- А им это без разницы, кто впереди.

- Но мы ведь шли по компасу...

Игорь нервно дернулся на лавке, но промолчал.

"О чем мы спорим! - ужаснулся Николай. - И ведь всерьез, всерьез! Удивительно, до чего не приспособлен мозг к рассуждениям о диковинном. Вроде и фантастику читаем, да и известно, что немало в жизни необъяснимого, а все-таки хочется каждое событие на полочку соответствующую положить, табличку повесить: вот так может быть, а вот этак - нет. Ну-ну, попробуй, - усмехнулся Николай про себя. - Никуда ведь не денешься: вон избушка, вон Игорь... а что за порогом?"

Кости ломило с непривычки, усталость то валила Николая в крепкий сон, то навевала дремотные видения, и всю ночь чудилось шуршание нити, старушечий шепот, словно бы пересчитывающий петли... Смутная тень растрепанной головы мелькнула перед лунным окном, и явь расплести от кружева сна было уже невозможно.

Наконец он вырвался из мучительной темной дремоты. За окном уже слегка брезжило. Спросонок Лебедеву показалось, что в тайге плачет вспугнутая птица. Но через секунду его пробрала дрожь, он узнал это переливчатое пение!

Как был, Николай выскочил на крыльцо и слетел со ступенек.

Она стояла там же, где и позавчера. Увидев Лебедева, умолкла. "Звала? Меня звала?" - не поверил он смутной надежде.

Он шел к ней тихо, будто подкрадывался. Камни в речке казались раскаленными.

- Это ты? - спросил он недоверчиво. - Ты... Как тебя зовут?

- Омсон-мама. - Говор ее был как песня.

- Мама?! - радостно засмеялся Лебедев. - Ну какая же ты мама? Ты девушка. Ты как цветок. Можно, я буду звать тебя просто Омсон. Какое имя!..

- Сегодня вы пойдете к Омиа-мони, - начала было она, но вдруг насторожилась, прислушиваясь. Блеск утренней звезды отразился в ее глазах, и у Лебедева перехватило дыхание. О чем она? Разве об этом нужно вести речь сейчас?

Он схватил ее за плечи. Перламутровое одеяние прошелестело что-то, будто усмехнулось. Омсон упруго изогнулась в его руках. И тело ее словно бы вытекло из его рук, он очутился стоящим на коленях, прижимая к себе мокрый валун, а Омсон не было.

Лебедев поднялся, машинально отряхнул на коленях джинсы. Опустив взгляд, чуть не вскрикнул: он стоял босиком на заиндевелой траве!

Голова еще кружилась. Он перемахнул речушку, быстро поднялся на крыльцо, только сейчас почувствовав, что замерз. Дернул дверь - и едва не уткнулся лицом в лицо Игоря.

Стало неловко, как нашкодившему мальчишке. "Видел он? Что он видел?"

- Душно, - предупреждая вопрос, выдавил Лебедев. - Не спится.

- Да, - Игорь опустил глаза. - Смотри-ка, заиндевело. Рано в этом году. Скользко по камням идти будет.

- По камням?

- Да, пойдем по руслу. Быстрее и надежнее. Уж реку-то они в сторону не свернут!

- А что же вчера там не пошли?

- Вчера! Откуда я знаю, почему вчера поперся в сопки? Будто в спину кто толкал!

Лебедев прошел в избу. Упреки ему уже порядком надоели.

- Ладно, слушай, - примирительно сказал вдруг Игорь. - Все дело в кедре...

В прошлом году мы делали передачу в одном старом нанайском селении. Чистое стойбище! Там жила старая сказительница, вроде... ну, вроде какой-нибудь нанайской Арины Родионовны. Интересная бабуля. Старая, как мир. Но больная. Снимали мы каждый день понемногу, потому что она быстро уставала, начинала задыхаться... И вот однажды пришли мы к ней, а ее нет. Ночью ушла в тайгу. Зачем, когда вернется? Домашние молчат, кто-то обмолвился: "Лечиться ушла..." Траву, что ли, целебную искать? Не отвечают. День, другой мы ее прождали. Режиссер норовистый, обиделся: уезжаем, все! Звукооператор ему поддакивает. А мне что? Ехать так ехать. Теплоход наутро, решил я пока побродить по окрестностям, пощелкать на слайды. Тайга осенью... Ладно, пошел. И, понимаешь ты, заблудился! Вовек со мной такого не бывало! Дело к вечеру, а я все блукаю. Будто водит кто-то, шутит. Набреду на знакомое место - ноги сами в другую сторону идут. Леший, думаю, нанайский играет со мной, что ли? Но, знаешь, не испугался, а разозлился. Да что, думаю, мне то село? Пойду куда глаза глядят, авось к реке выйду, и пусть хоть вся сила нечистая кругом бродит!

Так-то. И едва подумал это, как... вспомнил дорогу назад. Вот знаю почему-то, что сопочку обогнуть надо, а там налево, через кедрач - и стойбище наше. Вот те на! Будто бы тайга испугалась моей решимости, усмехнулся Игорь. - Насторожилась вся. Ветер стих. Тропка сама под ноги стелется. Но ломанул я назло в чащу. Бурелом - через бурелом. Овраг через овраг. Еле оттуда вылез, надо сказать, и мелькнула-таки мысль вернуться, да вдруг слышу - тихий стон. Вгляделся - уже смеркалось кто-то лежит. Уж я струхнул... Однако подошел осторожно. Смотрю - да ведь это наша бабуля-сказочница! Чуть живая. Волосы в какой-то белой паутине, вся горит и бормочет: "Омиа-мони... Омиа-мони..."