Голубоглазый юноша - [71]

Они обогнули угол дома и отправились на встречу.

В епархии все выглядело очень внушительно. Эндрю и Джинни пригласили в приемную с высокими потолками, красивой антикварной мебелью, резными деревянными панелями на стенах, одна из которых была украшена большим распятием. Благодаря кондиционерам здесь совершенно не ощущалась летняя нью-йоркская жара. Джинни почтительно вобрала голову в плечи.

– Выше голову! – шепнул ей Эндрю, и Джинни кивнула, борясь с приступом робости.

Молодой священник повел их наверх, в кабинет монсеньора Каваретти; в этом красиво оформленном помещении их ждали сразу трое церковников. Над письменным столом висел портрет Папы, на стенах – фотографии епископов и кардиналов. Как только посетители вошли, навстречу Эндрю с улыбкой шагнул маленький кругленький человек в сутане. Монсеньор Каваретти прослужил священником почти полвека, но, судя по живости взгляда, был еще вполне молод душой.

– Рад тебя видеть, Эндрю! – Он с неподдельной радостью на лице похлопал Эндрю по плечу. – Когда ты к нам вернешься? В этом вопросе нам необходимо сотрудничать. – Последнее было сказано уже серьезно. В Риме, в последние два года работы Эндрю в Ватикане, у них было много совместных проектов, и пожилой церковник высоко ценил способности Эндрю. Он всегда называл его одним из лучших юристов Ватикана, которому светит кардинальская шапка. Он испытал сильное разочарование, узнав о просьбе Эндрю освободить его от обетов, хотя не удивился. Эндрю всегда проявлял независимость и вольнодумство, нередко выбирал законность в ущерб интересам Церкви, обладал пытливым, даже циничным умом. Он никогда не довольствовался ни видимостью, ни тем, что ему пытались внушить. Ему нужно было самому поверить в правоту дела, в соответствие его собственным принципам, в противном случае у него опускались руки. Это превращало его в опасного оппонента; то же самое грозило произойти и сейчас. Монсеньор оценивал Эндрю по достоинству, как и тот его.

В Риме монсеньор относился к Эндрю, как к сыну, учил его таинствам ватиканской политики, часто они допоздна засиживались вдвоем за вином в папской канцелярии. В то время у Эндрю уже появились сомнения в пасторском призвании, он сомневался, что встал на верный путь. Причины сложения им сана делали его сейчас еще опаснее, о чем монсеньор был прекрасно осведомлен. Эндрю был идеалистом, и такие дела были его святым крестовым походом, тогда как для монсеньора они были частью его работы для Церкви. Эндрю требовал от всякого священника, в том числе и от самого себя, совершенства, а монсеньор Каваретти знал о слабостях духовных лиц и людей вообще.

– Рано или поздно ты вернешься, – предрек он с такой уверенностью, что Джинни, вздрогнув, задумалась, не окажется ли он прав.

– Пока что до этого не дошло, – отшутился Эндрю. – За дело! – Он представил монсеньору Джинни, и тот пожал ей руку.

Монсеньор Каваретти познакомил посетителей с двумя своими коллегами. Эндрю объяснил, что Джинни переходит в статус законной опекунши Блу, живущего в ее доме. Кругленький монсеньор предложил им сесть на диван, рядом с которым стояли удобные кресла и низкий столик. Монсеньор хотел неформальной обстановки на их первой беседе, так ему легче было уговаривать Джинни и Эндрю отказаться от иска. Полиция еще не предъявляла Теду Грэму официальных обвинений, поэтому было самое время переубедить их, иначе в священника вцепилась бы пресса. Пока зло не было причинено, оставалось еще две-три спокойные недели, прежде чем дело попадет к большому жюри присяжных.

Монсеньор Каваретти разглядывал Джинни, определяя, с кем имеет дело. На ней был строгий брючный костюм из черного льна, никаких украшений, не считая обручального кольца. Его удивило, что она замужем: ему докладывали, что она делит кров только с мальчиком, бывшим бездомным. Почему он стал ей так важен? Монсеньор знал, что она – бывший телерепортер; она и Эндрю представляли собой опасное сочетание: она привыкла докапываться до сути, он был пламенным борцом за правое дело. Такая парочка могла разить насмерть. Учитывая это, Каваретти проявлял чрезвычайную осторожность.

– Итак, приступим. – Монсеньор Каваретти улыбнулся им обоим. Молодой священник, его помощник, предложил всем кофе, чай, холодные напитки, но получил отказ. – Как нам быть с этой злосчастной историей? – Монсеньор с момента их появления взял ситуацию в свои руки, вспомнив вместе с Эндрю Рим, позволяя себе шутки, восхваляя бывшего священника. – На кону будущее молодого священнослужителя не только в Церкви, но и в глазах мирян. Это дело, без сомнения, погубит его карьеру, его веру в себя, если он предстанет перед судом или, того хуже, сядет в тюрьму.

Джинни не верила своим ушам, тем не менее они с Эндрю пока что помалкивали.

– Кроме того, мы, наша сторона, не можем оставить без внимания влияние таких обвинений на Церковь. Они – подложенная под нас бомба. Мы также должны чтить закон. Речь идет о людях, а не только о Церкви, о наших прихожанах. – Говоря это, он выглядел очень благостно. – Отец Тедди Грэм снискал большую любовь и в прежнем, и в нынешнем приходах.