Голубоглазый юноша - [63]

– Он чудесный парень! – с удовольствием признал Эндрю. – И невероятно талантливый. Он дважды радовал меня своей фортепьянной игрой.

– Он тоже хорошо отзывается о вас, – с не меньшим удовольствием отвесила ему комплимент она.

– Я, по сравнению с ним, жалкий дилетант. Он сочинил в мою честь музыкальную пьесу!

– «Ла Гуардиа» – лучшее место для него, – радостно сказала Джинни.

– Лучшее, что у него есть, это вы, – серьезно возразил Эндрю. – Он считал дни до вашего возвращения.

– Я тем более. Это была трудная командировка, короче других, но гораздо тяжелее. – Даже по ее скупым репликам он представлял, что она провела восемь недель в настоящем аду.

– А теперь куда? Вам уже сообщили? – с тревогой спросил Эндрю.

– Точно еще неизвестно. Может быть, в Индию, в сентябре. Как мне не хочется так быстро покидать Блу!

Эндрю не стал распространяться о том, как Блу скучал по Джинни. Он непрерывно говорил о ней, жил в тревоге за нее. Джинни была центром его существования, единственным взрослым человеком, заслуживавшим его доверия; Блу полностью полагался на нее – только она ни разу его не подводила.

– Надеюсь, вам позволят между командировками проводить больше времени дома, – сказал Эндрю. Она тоже об этом думала, хотя не знала, как к такому отнесется Элен. Суть работы заключалась в том, чтобы отсутствовать как минимум девять месяцев в году, так было прописано в контракте с SOS. Джинни говорила, что ее ничего не держит, что она свободна как ветер…

– Посмотрим, – неуверенно ответила она. Эндрю пообещал перезвонить через несколько дней.

Подошло время обеда. Блу за два месяца, похоже, вытянулся на пару дюймов. Она понимала, что преувеличивает, но он точно стал выше. И здоровее. В «Хьюстон-стрит» хорошо кормили, порции там были щедрые – большинство постояльцев были подростками.

Она была счастлива находиться дома. В отъезде она беспокоилась за Блу, но напрасно: в этот раз он не сбежал из приюта, и она им гордилась. Поев, они убрали тарелки в посудомоечную машину и собрались в парк на концерт.

– Ты обещала убить меня за побег, поэтому я остался, – пошутил Блу. А потом продемонстрировал свой аттестат – он пришел по почте этим утром, пока Джинни спала. Она пообещала вставить аттестат в рамку и повесить на стену в комнате Блу, рядом с его сувенирами от команды «Янкиз».

Накануне вечером Джинни отправила Бекки SMS. Ответа не было, и после обеда она позвонила сестре. Они уже больше двух месяцев не разговаривали, вообще не поддерживали связь. Последний разговор, вернее, ссора, произвел на обеих плохое впечатление, и Джинни не торопилась возобновить общение. По мнению Бекки, Джинни перегнула палку, как делала в последнее время раз за разом, а Джинни считала сестру негибкой и отсталой, иначе та не стала бы из почтения к католической церкви защищать священника, склонного к сексуальным извращениям, и проявлять безразличие к его несовершеннолетним жертвам вроде Блу. Но Джинни нужно было узнать о состоянии отца, она с самого июня не имела вестей о нем. Она надеялась, что с ним все обстоит по-прежнему.

Тон Бекки, услышавшей ее голос, был удивленным.

– Ты вернулась?

– Да, причем живая. Как папа?

Блу, сидевший за своим компьютером, слушал их разговор со спокойным интересом. Он знал из сообщений Лиззи, что в самочувствии дедушки изменений нет.

– Потихоньку угасает. Ненадолго просыпается несколько раз в день – и снова спать, – ответила Бекки. – Перестал узнавать нас.

У Джинни болело сердце от сочувствия к ней. Она понимала, как тяжело наблюдать такое изо дня в день. Джинни уже меньше сердилась на сестру и была готова забыть ее отповедь насчет священника.

– А как ты сама? – спросила Джинни, смягчившись.

– Ничего. Ты-то как? Готова отказаться от охоты на ведьм? – Бекки надеялась, что после сирийского вояжа Джинни забросит свой возмутительный план судиться с епархией и привлечь к суду святого отца. Вспоминая все это, Бекки неизменно огорчалась. Сейчас огорчилась, услышав ее вопрос, Джинни. Бекки осталась собой, ее ограниченность и предрассудки никуда не делись. Это было больно сознавать.

– Это не охота на ведьм, – холодно возразила Джинни. – Это реальность. От этих священников, настоящих преступников, страдают живые дети. Представь, что это произошло бы с Чарли.

Бекки проигнорировала ее слова.

– Ради бога, Джинни, оставь! – раздраженно сказала она. Алан тоже не одобрял план Джинни. Они подробно обсудили его и были шокированы. Алан негодовал даже сильнее жены. Он считал саму эту затею грехом, грозящим позором им всем. Оставалось надеяться, что никто из их знакомых не узнает обо всех этих телодвижениях. Детям они объяснили, до чего это нехорошо. Лиззи сообщала о позиции своих родителей Блу, оговариваясь, что она их не одобряет и считает его смельчаком. Он был ей признателен и воздерживался от вопросов. Она была вежливой девочкой, он ей нравился, она не хотела его смущать, ценила их дружбу.

Разговор Джинни и Бекки получился напряженным, обе остались на своих позициях. Джинни постаралась побыстрее прекратить его. Ей требовалась информация об отце, Бекки ее предоставила, больше говорить было не о чем. Джинни попыталась выбросить из головы неприятные мысли. Уже через полчаса они с Блу отправились в Центральный парк, на концерт.