Голубиная книга. Славянская космогония - [11]

Царем в Древней Руси называли либо могущественного иноземного государя (императора Рима или Византии, хана Золотой Орды), либо великого князя Киевского, (например, Ярослава Мудрого в надписи на стене Софийского собора). Стих, как и былина, вопреки феодальной реальности, где князь, в том числе и великий, был прежде всего воином, рисует идеальную картину: священный царь (великий князь) только правит, обороняют же державу знатные воины (князья, бояре, богатыри). Русские волхвы и их преемники-сказители сохранили идеал индоевропейских жрецов: править должны мудрые. А не сильные или богатые.

Трехсословная система, разумеется, освящала привилегии господствующих классов. Но она же заставляла их помнить о своих обязанностях перед обществом, не давала превратиться в законченных паразитов. В Афинах, на родине демократии, за праздность наказывали. До «свободы» не трудиться додумалось только Новое время (если не считать Спарту и поздний Рим, где свободные презирали труд). И когда Петр III вполне в духе этого времени даровал дворянству «вольность», т. е. право вовсе не служить, то тем самым превратил бар в глазах крестьян в тунеядцев, которых следует истребить или изгнать. По иронии судьбы, поднял народ против «освободившихся» дворян казак Пугачев под именем… Петра III. И даже отмена крепостного права не уменьшила ненависть простых людей к помещикам и заводчикам: ведь те были «свободны» даже не управлять своими поместьями и заводами, а прожигать жизнь в Петербурге и Париже. Так разрыв с тысячелетними традициями ударил по тем, кто мнил их «устаревшими» и «стеснительными» для себя.

От происхождения мира «Голубиная книга» переходит к его устройству. В каждом классе явлений природы (живой и неживой) и общества выделяется самый главный и священный предмет — «мать» (не обязательно женского рода), гораздо реже «отец». Только главный царь назван «над царями царь». При этом всякий раз поясняется, почему именно этот предмет — главный. Итак,

главный царь — «белый», русский;

мать землям — Свято-Русь;

мать морям — Окиян (океан);

мать озерам — Ильмень;

мать рекам — Иордан;

мать рыбам — кит;

мать городам — Иерусалим;

мать церквям — церковь Богоматери (Гроба Господня) в Иерусалиме;

мать книгам — Псалтирь;

мать птицам — Стрефил;

мать зверям — Индрик;

мать горам — Фагор (Фавор);

мать камням — Алатырь (Латырь);

мать деревьям — кипарис;

мать травам — плакун.

Сам термин «мать» говорит о некоем порождающем начале, первопредке, идеальном прообразе. Все в каждом классе рождается или создается по образу и подобию «матери». При этом ничего не говорится о творце-мужчине. Сама логика этого термина — древняя, матриархальная и совершенно не библейская. Глубина же его — общеиндоевропейская. Слово «мать» и родственные ему означают у славян, индийцев, иранцев, балтов, германцев, в латыни также «начало», «источник», «основа». В частности, «матица» — главная балка дома; у поморов «матица» — киль судна, «матка» — компас. Представление о «матерях» заставляет вспомнить трипольские женские фигурки, кельтских богинь-«матерей», индийских деви.

Но «матери» «Голубиной книги», видимо, имеют также иранский исток. Они явно сродни иранским «рату». Этим словом в зороастрийских книгах называется самый главный, священный, первосозданный предмет в каждом классе предметов (или существ). Означает оно «глава», «судья», а также «измеряющее начало» (часть суток и олицетворяющее ее божество). Оно родственно важнейшему иранскому термину «арта» (индийский «рита»). Арта-Рита — космический закон, природный и моральный, связанный с небесными светилами и их ходом. Термин этот родствен славянским «рота» («клятва»), «ряд» («договор»), греческим «ретра» («договор, оракул»), «арета» («добродетель») и др.[10] Рату богов — Ормазд, людей — Заратуштра, гор — Хугар (Хукарья), птиц — Сенмурв (Саена), рыб — Кар и т. д.

Список рату приведен не где-нибудь, а в иранской «глубинной книге» — Бундахишне (текст см. в конце данной книги). Список этот, однако, мало похож на список «матерей» русского стиха. Но все же похож. Сходна отчасти структура (рату птиц, рыб, рек, гор, растений, морей-озер). Сенмурв напоминает Стрефила, Кар — кита, имя мировой горы Хугар — Фагор (Хвангур). Главное же — сама идея серии главных предметов, рату-«матерей», свойственна, видимо, лишь славянам и иранцам. Как и идея космогонической книги, где этот список изложен. При этом речь идет только об иранцах южных, цивилизованных. У северных иранцев — скифов, сарматов, осетин не было не только священных книг, но и преданий о них. Потому есть основания предполагать знакомство славянских волхвов с Бундахишном. Вспомним: Давид не читает «Голубиную книгу», а пересказывает ее «по памяти, как по грамоте». Возможно, волхвы имели дело не с писаным текстом или переводом иранской книги, а с ее устным пересказом. Но в любом случае они сумели оценить значение письменного слова. «Стих о Голубиной книге» пронизан каким-то варварским благоговением перед Книгой — предметом непонятным, загадочным, но священным и исполненным священного знания. Сами-то южные иранцы не считали Бундахишн или даже Авесту упавшими с неба. Славяне же использовали давний скифский миф о Колаксаевом золоте, заменив в нем небесные золотые дары небесной книгой.