Голубая мечта - [16]

Шрифт
Интервал

Не обращая внимания на кислую физиономию Дробанюка, Поликарпов уверенно устраивается. Ему, видимо, тоже нравится здесь. Он одобрительно причмокивает, осматривая кресла, телевизор.

— Ты глянь, — толкует он при этом, — как в фешенебельном отеле где-нибудь за границей.

— Да сколько ж нам лаптями щи хлебать? — возражает ему Дробанюк. — Пора и на современный уровень выходить.

— Пора-то пора, — вроде соглашается Поликарпов. — Только ж, наверное, надо бы чуток по Бернсу: когда, зачем сколько и тэ дэ…

Дробанюк скептически хмыкает:

— По-вашему, лучше было бы, если бы нас поселили в палатках, на подстилках из соломы, и уборную рядом выкопали?

— Зачем же так мрачно? — возражает Поликарпов. — Просто все должно быть в меру. Вот, например, этот дорогостоящий ящик… — Он хлопает ладонью по телевизору. — Есть же внизу, в холле, — и хватит.

— То в холле, а то тут… — произносит Дробанюк тоном неоспоримого превосходства в своей логике. — В холле шумно, народ туда-сюда ходит, там не сосредоточишься, если, допустим, хороший фильм смотреть. А тут, в комнате, спокойствие и тишина, все условия.

— Тогда зачем этот ящик нужен в холле?

— Как — зачем? — Дробанюк всем своим видом показывает, что никак не может принять его детские рассуждения. — Это, так сказать, визитная карточка учреждения, я так понимаю.

— Хороша карточка!.. — усмехается Поликарпов. — Стоимостью почти в тысячу рубликов. Можно было и подешевле, если уж на то пошло…

И тут Дробанюк наносит ему непоправимый, с его точки зрения, удар.

— Если уж на то пошло, — повторяет он слова своего оппонента, но явно с иронией, — то этот ящик, — тут Дробанюк тоже прихлопывает для пущей убедительности ладонью телевизор, — государству обходится всего в какие-то рубли. — И победно уставляется на Поликарпова — Вам жалко какие-то рубли?

— Жалко и один рублик, если на ветер выбрасывать, — не поддается тот. — Но откуда такие данные?

— Неважно, — снисходительно отвечает Дробанюк. Сейчас он чувствует себя на недосягаемой для соперника высоте. — Важно, что это факт.

Поликарпов неопределенно пожимает плечами. Разговаривая, он в то же время определяет свои вещи, вытаскивая их из небольшого чемоданчика, тогда как Дробанюк в полемическом запале стоит посреди комнаты и усиленно жестикулирует, добавляя мыслям убедительности. Да и спорит Поликарпов как бы между прочим, не глядя на собеседника, и это коробит Дробанюка, который видит в этом какое-то пренебрежение к себе. И вдруг Дробанюк ловит себя на том, что ждет, извлечет ли его оппонент вслед за мылом, зубной щеткой, электробритвой и прочей командировочной дребеденью из своего чемоданчика главное — водку. Но вот уже водружены на свое место и мыло, и электробритва, повешены на плечики в шкаф рубашки, а бутылок все нет. Сам Дробанюк прихватил их целую батарею — шесть штук, как и договаривались с Ухлюпиным. Ехали-то в неизвестность, важно было создать прочный запас горючего. А тут вот — ни одного пузырька, ни одной паршивенькой чекушечки! А в довершение всего из чемоданчика вытащены две довольно толстые книги.

«Он что? — размышляет Дробанюк. — Жадина-говядина или язвенник? Как же можно ехать на семинар на лоно природы и не захватить хоть пару бутылочек?!»

— А взять наш семинар? — продолжает свое Поликарпов, все ж таки извлекая напоследок из чемоданчика и лекарства. «Язвенник, наверное», — делает вывод Дробанюк. Это уже полегче малость — когда с хворью, хуже, когда принципиально не потребляет, и тогда ломай голову, что за этим стоит. — На кой леший понадобилось его устраивать в конце месяца и, соответственно, в конце квартала, когда дел обычно невпроворот?

— Да разве ж непонятно? — возмущает это Дробанюка. Чего, чего, а такой черной неблагодарности он не ожидал. — Разве не ясно, какое доброе дело для нас сделали?! — Он готов в эту минуту тигром наброситься на Поликарпова.

— Доброе? — с олимпийским спокойствием возражает тот. — Что-то не могу в толк взять я… Ты объясни мне, пожалуйста.

— Объясню, еще как объясню! — с напором продолжает Дробанюк. — Да тебя на такую чудную природу выволокли — подышать свежим озоном, мозги прочистить. Разве ты этого не усек? — переходит он сознательно на «ты», чувствуя за собой инициативу. Противника важно вовремя припереть всеми имеющимися средствами к стенке.

— Само по себе это хорошо, я не спорю, — говорит Поликарпов. — Но если уж на то пошло, — снова возвращается он к привычной фразе — наверное, она у него в большом почете, — то с какой стати?

— Забота о кадрах, дорогой товарищ! — чеканит по слову Дробанюк, подняв вверх палец. — Забота с большой буквы?

— Странно, — не соглашается тот. — Для этого есть отпуска, путевки. А тут — семинар… Во всей стране, наверное, такого не сыщешь.

— Если инициатива проявляется, то, конечно. Тогда оно всегда впервые не только во всей стране, но, возможно, и в масштабах планеты, — с иронической улыбкой рассуждает Дробанюк.

— Эка хватил!.. — качает головой Поликарпов. — Так и в космос нетрудно забраться.

— И в космос тоже! — не уступает Дробанюк. — Это, между прочим, не так далеко. Всего километров двести по вертикали, если уж на то пошло.


Рекомендуем почитать
Волшебный фонарь

Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.