Голубая акула - [131]

Шрифт
Интервал

— Да, конечно, да…

— Я лучшая конькобежка в поселке! Это правда. Еще можно найти человека, который одолеет меня в драке. Но по части коньков такого нет. Я спускаюсь на коньках с самых крутых гор!

— Ну, такого я никогда не умел.

— Я вас научу! — диктаторским тоном объявила она.

— Что ты говоришь? Я же еле ноги таскаю.

— Я вижу, вам трудно ходить. Но на коньках человек не идет. Он летит! Это не требует совсем никаких усилий, вот что главное. Мы раздобудем для вас коньки, этим я займусь сама. Дорожки вот-вот будут готовы, остается подождать какие-нибудь две недели.

— Я же все забыл, — слабо запротестовал я, до смешного растроганный ее заботливостью.

— Вы вспомните! Сначала мы выберем широкие дорожки, чтобы поместиться вдвоем. Я буду крепко держать вас за руку, вот и все. И мы полетим!

Невероятное существо. Господи, что с ней будет? А со мной что творится? Почему меня так взбудоражило появление этого паршивца? Даже если допустить, что я прав и гастролер-укротитель действительно не кто иной, как слуга господина Миллера, что из этого следует? Служа у зоолога, он кое-чего поднахватался, и теперь, когда ремесло лакея вышло из моды, подрабатывает в цирке. Что в этом удивительного?

Да и само их сходство может быть очередным наваждением, плодом моей фантазии. Дрессировщик чисто выбрит, а у того была борода до самых глаз. Видел я его какое-то мгновенье. Скорее всего, я ошибся. Но если и прав, лучше выбросить эту чушь из головы.

Выбросить вместе с осиновыми кольями, упырями, оборотнями и прочими допотопными бреднями. Я же знаю, что Миллер мертв. Я видел, как он умирал. Верно ли, что умирать ему было не впервой, — вот в чем вопрос, как говаривал принц датский. Впрочем, меня хоть и пробирает азартная охотничья дрожь при этом вопросе, мне уж не разрешить его. Инвалид Алтуфьев, тяжело опираясь на осиновый кол, отправляется на поиски своего старого знакомца-оборотня, с которым однажды покончил, да вышло, что не совсем… Или все не так и это он покончил со мной?

Вот она, самая гнусная из соблазняющих меня мыслей! В минуты слабости я не раз спрашивал себя, не Миллер ли повинен в том, что случилось со мной после нашей последней встречи. Не он ли истинный автор наваждений, одолевавших меня на Большой Полянке, настоящий хозяин зеркала, в котором я видел себя оскорбленным героем?

Но я же давно знаю: он не властен внушить человеку то, что ему чуждо. Там, на Полянке, был я, я сам, и, даже если Иван Павлович, или как его теперь зовут, вправду прятался где-то поблизости, что он мог? Разве что сделать сумерки моей комнатенки еще более вязкими, а муть в голове — душнее и гуще.

А что, если… Вообще-то я давно дал себе зарок не ломать головы над смыслом случившегося. Уверился, что ничего нового на сей счет мне все равно не придумать. Но сегодня, должно быть, потому, что мое воображение растревожено видом пирай и появлением подозрительного дрессировщика, давняя неразрешенная загадка снова терзает душу.

В самом деле, что за нелепый парадокс — моя судьба! Я, всю жизнь стыдливо скрывавший свою робость, в решающий час нашел в себе довольно отваги, чтобы одержать верх над таким противником, как человек-акула. И тот же самый я, так гордо носившийся со своей небывалой любовью, ее-то и предал. Кураж, оказывается, был — сердца не хватило.

А если б хватило, что тогда сталось бы с Миллером? Почему меня так упорно, так давно преследует мысль, что этого он бы точно не вынес? Может быть, так же, как жизненная сила и свирепость голубой акулы, ему были необходимы более тонкие эманации человеческого духа, связанного с его собственным узами противоборства? Может, он для того и пугал, и дразнил меня, что без моего злого смятения он был бы только акулой, одним из «тех созданий, что под стеклом заключены»?

Если так, вместо осинового кола, серебряных пуль и тому подобной дремучей галиматьи только и нужно было, что сердце, недоступное низким побуждениям? Оно чуть не стало таким, и если бы Элке не выпустила его из рук… То-то он тогда так засуетился! Зато потом, после нашей ссоры, когда я упивался своим ожесточением, как последний сукин сын, Миллер, уже почти уничтоженный, мог снова подняться из праха. Он, наверное, рос, питаясь моей злобой, словно кристаллический человечек в бутылке базарного торговца. Однако что ж это получается? Мир обязан господину Алтуфьеву — господином Миллером? И последний поныне шляется где-нибудь неподалеку, Бог весть в каком новом обличье? А со мной больше нет тебя, Элке…

«Хороший сюжет!» — сказала бы Надежда Александровна. Какие только фантазии не лезут в голову, когда ты одинок, болен, а за окном ненастная осенняя ночь! Развоевался… Полно! В конце концов, плевать мне на Миллера! Не купить ли в самом деле коньки? Как славно сказала нынче Муська: «И мы полетим…»

Опять кто-то бродит по саду. Тьма хоть глаз выколи, ветрище — моя бы воля, носа не высунул. Неужели Тимонин способен прогуливаться в такую собачью погоду?

Надо все-таки выйти посмотреть.

ЭПИЛОГ

Николай Максимович Алтуфьев скончался в ноябре 1924 года, более точную дату за давностью лет установить не удалось. Когда Ольга Адольфовна поздним ноябрьским вечером нашла его на пороге дома, он еще дышал. Она позвала на помощь дочь, разбудила второго своего постояльца Тимонина, и втроем они смогли внести умирающего в дом. Он пытался что-то сказать, но язык не слушался его, да и мысли, видимо, путались. Был ли в саду еще кто-нибудь, или шаги лишь померещились Алтуфьеву в предсмертном помрачении рассудка, не известно.


Еще от автора Ирина Николаевна Васюченко
Искусство однобокого плача

Ирина Васюченко — родилась в 1946 году в Харькове. Окончила МГУ, русское отделение филологического факультета. Начинала как критик в середине 70-х гг., в конце 80-х занялась литературным переводом с французского. Автор повестей “Лягушка в молоке” (под псевдонимом Н.Юченко; “Дружба народов”,1997, № 10) и “Автопортрет со зверем” (“Континент”, 1998, № 96). Живет в Москве.


Жизнь и творчество Александра Грина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Чёрный аист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

В книгу вошли два романа известной писательницы и литературного критика Ларисы Исаровой (1930–1992). Роман «Крепостная идиллия» — история любви одного из богатейших людей России графа Николая Шереметева и крепостной актрисы Прасковьи Жемчуговой. Роман «Любовь Антихриста» повествует о семейной жизни Петра I, о превращении крестьянки Марты Скавронской в императрицу Екатерину I.


Записки маленького человека эпохи больших свершений

Борис Носик хорошо известен читателям как биограф Ахматовой, Модильяни, Набокова, Швейцера, автор книг о художниках русского авангарда, блестящий переводчик англоязычных писателей, но прежде всего — как прозаик, умный и ироничный, со своим узнаваемым стилем. «Текст» выпускает пятую книгу Бориса Носика, в которую вошли роман и повесть, написанные во Франции, где автор живет уже много лет, а также его стихи. Все эти произведения печатаются впервые.


Вилла Рено

История петербургских интеллигентов, выехавших накануне Октябрьского переворота на дачи в Келломяки — нынешнее Комарово — и отсеченных от России неожиданно возникшей границей. Все, что им остается, — это сохранять в своей маленькой колонии заповедник русской жизни, смытой в небытие большевистским потопом. Вилла Рено, где обитают «вечные дачники», — это русский Ноев ковчег, плывущий вне времени и пространства, из одной эпохи в другую. Опубликованный в 2003 году в журнале «Нева» роман «Вилла Рено» стал финалистом премии «Русский Букер».


Шаутбенахт

В новую книгу Леонида Гиршовича вошли повести, написанные в разные годы. Следуя за прихотливым пером автора, мы оказываемся то в суровой и фантасмагорической советской реальности образца семидесятых годов, то в Израиле среди выехавших из СССР эмигрантов, то в Испании вместе с ополченцами, превращенными в мнимых слепцов, а то в Париже, на Эйфелевой башне, с которой палестинские террористы, прикинувшиеся еврейскими ортодоксами, сбрасывают советских туристок, приехавших из забытого Богом промышленного городка… Гиршович не дает ответа на сложные вопросы, он лишь ставит вопросы перед читателями — в надежде, что каждый найдет свой собственный ответ.Леонид Гиршович (р.