Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю - [19]

Мы убеждали людей: очерки, которые они напишут, нужны нам, потому что мы якобы собираем для ландсманшафтн сведения об их родных местечках. Большинство притворялись, будто не понимают, зачем нам это нужно на самом деле.

Из-за того, что деятельность «О[йнег] Ш[абес]», какой бы важной она ни была, оставалась секретной, результаты ее оказались малы по сравнению с тем, какой клад фактов и новостей мы сумели бы и должны были бы собрать во время войны. Лозунгом «О[йнег] Ш[абес]» было «Мы вынуждены работать плохо». Нам приходилось прикладывать все усилия, чтобы сокровище «О[йнег] Ш[абес]» не обнаружилось.

По этой самой причине мы избегали любых контактов с людьми из кагала, даже с порядочными. Атмосфера гестапо проникала сквозь стены юденрата. Мы боялись иметь с ним дело: поэтому в архиве так мало официальных материалов.

Какие же материалы вошли в архив «О[йнег] Ш[абес]»? Основное сокровище – очерки о городах и местечках. В них описана жизнь того или иного местечка с начала войны до депортации и ликвидации еврейской общины. Очерки, написанные в соответствии с нашими правилами, охватывали все стороны жизни: экономику, отношение немцев и поляков к еврейскому населению, кагал и его деятельность, социальную помощь, существенные для жизни общины события: приход немцев, погромы, изгнание, зверства, чинимые нацистами в дни еврейских праздников; религиозную жизнь, труд и все с ним связанное (трудовые лагеря, принудительные работы, насильственную вербовку рабочей силы, трудовой отдел кагала, отношение немцев к работникам-евреям) и т. д.

Таково было в целом содержание типичного очерка. Впрочем, некоторые очерки выходили за рамки установленных правил. Авторы писали по-разному. Однако все они старались передать ужасные страдания евреев в польских городах. Очерки проникнуты сочувствием. Примечательно, с каким мужеством авторы порой повествуют о самых трагических эпизодах из жизни [родных] местечек. Это мужество перед лицом смерти, мужество, порожденное тягчайшими испытаниями и наступающей следом за ними покорности судьбе. Это мужество тех, кто знает: от немцев можно ожидать чего угодно, и нет причины удивляться их неописуемым зверствам.

Большинство очерков посвящены городам и местечкам бывшего Царства Польского, некогда входившего в Российскую империю. Прочие районы довоенной Польши представлены скудно. Объясняется это тем, что все очерки были написаны в Варшаве, куда в основном стекались беженцы из бывшего Царства Польского. Из Галиции, в частности из Лемберга, мы стали получать вести лишь после начала войны немцев с русскими, когда начали возвращаться в столицу те, кто пытался спастись бегством после 1 сентября 1939-го. Это же относится к Вильно, Слониму, Гродно, Ровно и прочим городам на оккупированных восточных землях, о которых мы также узнавали от вернувшихся. Особенно обширные сведения принесла с собой волна, хлынувшая обратно из Белостока и Белостокской области.

Из-за секретности работы с людьми, прежде никогда не занимавшимися историческими исследованиями, не был составлен полный перечень материалов, имеющихся в распоряжении «О[йнег] Ш[абес]». Поэтому сложно сказать, сколько именно очерков о городах нам удалось собрать. Можно с уверенностью утверждать, что они исчисляются многими сотнями. По некоторым городам у нас есть несколько очерков или даже несколько десятков.

Помимо общих очерков, нас интересовали рассказы об отдельных значимых событиях в разных городах. Мы расспрашивали тех, кого эти события затронули как прямо, так и косвенно, как участников, так и очевидцев и всех прочих. Например, к этой категории относятся рассказ о казни пятидесяти двух евреев из дома № 9 по улице Налевки после того, как герой еврейского подполья убил польского полицейского, рассказ о расстреле семидесяти евреев из Лодзи в ресторане гостиницы «Савой»[53] и т. д. Мы всегда стремились оставить на описании каждого события печать прямоты, подлинно пережитого. Вот почему материалы «О[йнег] Ш[абес]» так глубоко пронизаны субъективностью, а рассказы зачастую отличает драматизм. В очерках о городах также заметен субъективный подход.

Порой, дабы получить как можно более непосредственные впечатления о событиях, мы отступали от правил и просили авторов рассказывать о случившемся так, как они считают нужным. Многие из этих повествований похожи на рассказы о скитаниях. Душераздирающий пример этого жанра – история о марше смерти восьмисот еврейских военнопленных, половину из которых убили по пути из Люблина в Бялу.

Еще одна история странствий – еврея-красноармейца родом из Варшавы – начинается в Орше. Повсюду на этом пути, на полях Белоруссии, Украины, Галиции и Подолья текли реки еврейской крови. Другой рассказ о массовых убийствах евреев на юге Советского Союза – в истории странствий молодого варшавянина, добравшегося до Мариуполя.

«Кровавые дороги»: такое название можно дать всем историям странствий евреев, мужчин и женщин, детей и молодежи, скитавшихся непрерывно с тех самых пор, как немцы приблизились к их домам, и пока не нашли пристанища и не осели в каком-то месте, откуда уже можно было не убегать. Все дороги, как и сама еврейская история, запятнаны кровью, пролитой убийцами из гестапо и вермахта.