Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю - [16]

В первые же месяцы моей работы с «О[йнег] Ш[абес]» я выбрал себе помощников, но нельзя сказать, что это существенно облегчило мне жизнь. И лишь когда я заручился поддержкой молодого историка рабби Шимона Хубербанда[44], «Ойнег Шабес» приобрел одного из лучших своих сотрудников. К несчастью, записи рабби Хубербанд делал в виде пометок на полях религиозных книг – в надежде, что их примут за правки. И лишь недавно мне удалось убедить его, что он не навлечет на себя беды, если будет вести записи обычным манером, а не тайнописью, как прежде.

В мае 1940 года я понял, что настала пора подвести под наше важное дело широкое общественное основание. А поскольку я грамотно выбрал сотрудников, мне удалось направить работу в нужное русло и придать ей необходимый размах. Сотрудники «О[йнег] Ш[абес]» избрали секретарем Херша В[ассера], который занимает этот пост и поныне[45]. Благодаря своей политической деятельности (товарищу В. пришлось бежать из Лодзи) он приобрел опыт, необходимый для такого вида работы. А поскольку он каждый день общался с сотнями депутаций беженцев из каждого уголка Польши, нам удалось составить сотни очерков о городах – главное сокровище архива «О[йнег] Ш[абес]».

Наш близкий товарищ, Менахем [Мендель Кон, общественник, деятель культуры], привел в порядок наши финансы. В Варшаве стала развиваться богатая культурная жизнь. Устраивали публичные благотворительные чтения, специализированные дискуссии, концерты. Все это позволило расширить и углубить работу «О[йнег] Ш[абес]».

Создание гетто, заключение евреев в его стенах увеличило возможности архивной работы. Мы убедились: немцам нет дела до того, чем евреи занимаются между собой. Наши встречи проходили в особой атмосфере, которая до войны вряд ли была возможна, да и едва ли мы стали бы обсуждать такие вопросы. В каждом домовом комитете, бесплатной столовой, на собраниях общественных организаций можно было без малейших препятствий говорить все, что только придет в голову. Осведомители гестапо из числа евреев охотились на богачей, искали склады, полные добра, в том числе контрабандного, и т. п. Политика их почти не интересовала. Мы достигли того момента, когда нелегальные издания всех политических течений публиковались практически совершенно свободно. Их открыто читали в кафе, собирали деньги в фонд печати, обсуждали публикации противников – словом, вели себя почти так же, как до войны. Неудивительно, что в этой «свободе», царившей меж узниками гетто, появилась благоприятная возможность и для работы «О[йнег] Ш[абес]». Возникали новые и новые проекты. Группу пополняли десятки сотрудников – кто-то работал с полной нагрузкой, кто-то с частичной. Архив рос, но оставался подпольным.

Дабы получить общественное признание нашей работы, мы объявили десяткам писателей, мыслителей, учителей, что проводим конкурс и победитель получит денежное вознаграждение. Благодаря этим призам (разовым выплатам от «Джойнта») архив обогатился ценными трудами: например, Йонас Т[урко]в [известный писатель, театральный режиссер и актер] написал исследование о театре на идише в годы войны; [активистка сионистского движения] Эстер М[ангель] и ее муж Ш[вайге]р подготовили очерк о жизни евреев в Лемберге после установления там советской власти; поэтесса Хенрика Лазоверт[46] рассказала историю жизни еврейской семьи во время войны; рабби Хубербанд написал очерк о трудовом лагере в Кампиносе.

«О[йнег] Ш[абес]» так разросся и собрал столько ценных материалов, что мы дружно решили: настала пора если не обобщить, то хотя бы резюмировать различные проблемы и важные явления в жизни евреев. Если бы этот план удалось осуществить, мы бы внесли исключительно важный вклад в историю евреев во дни Гитлера. К моему глубочайшему сожалению, была выполнена лишь часть намеченной работы. Нам не хватало тишины и покоя, необходимых для труда такого объема и масштаба. Авторы, взявшиеся за ту или иную главу, не имели возможности довести работу до конца. Не один писатель отправился на смерть с умшлагплац (пани [Цецилия] Слапак, рабби Хубербанд, [Хелена] Шерешевская[47]), не одного настигла пуля (Менахем Линдер, Шмуэль Бреслав, Йозеф Каплан[48]), не один ушел на другую [«арийскую»] сторону.

Изначально план назывался «двухсполовинойлетним», поскольку мы предполагали выполнить исследование и подвести итоги еврейской жизни в Варшаве на протяжении двух с половиной лет войны. План состоял из трех [на самом деле четырех] разделов: общего, экономического, культурно-научно-литературно-театрального и еще одного, посвященного социальному обеспечению. Работа началась в январе 1942 года, руководила ею редколлегия в составе автора этих строк, Менахема Линдера и Липе Б[ло]ха[49].

Автор этих строк взял на себя [обязанность написать] первый и третий разделы, Линдер – экономический раздел, Липе Б. – о социальном обеспечении. Предполагалось, что работа эта носит полулегальный характер. К проекту присоединились новые силы, профессионалы из разных сфер. Планировалось, что труд займет более 1600 печатных страниц и станет одним из самых важных документальных свидетельств о войне. Мы хотели предложить нашим сотрудникам определенные принципы работы, указать им направление. Это вовсе не значит, что мы навязывали авторам статей один-единственный метод. Были написаны статьи о еврейской полиции, о коррупции и деморализации в гетто, об общественной деятельности, о системе школьного образования; имелся также вопросник о жизни и творчестве еврейских художников во время войны, о польско-еврейских отношениях, о контрабанде, вопросник о положении различных групп ремесленников, женщин, молодежи и т. п.