Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах - [63]

Шрифт
Интервал

Тонкие шейки изогнув.
В пространствах страны созревали массы.
Все по-новому связывалось с собой.
Чувства, картошка, человечье мясо,
Поезда, сапоги, смертный бой.
Скакали шинели с гиканьем ночью,
Сцеплялись восторг и озверенье.
У Ольги Ивановны рабочие
Нерешительно мялись в передней.
Разнузданностью октябрьской непогоды,
Как стадом, истоптан сад!
В аллее, летом почти бездонной,
Обнищавшие липы шумят.
Прохор ушел, не взяв расчета,
Он не вылечит больше больные кусты.
На скамейке храпит чужеродный
                                                             кто-то,
Ругаясь из-под холодной тьмы.
Три раза перевернуться,
Прежде чем взять воды из ключа.
Долго дуть на остывшее блюдце.
Сплевывать с левого плеча.
Такая работа сторожа Захара
Хохотом раздвигала кухаркин рот!
Захар да Марья — долговечная пара —
В курином домике у ворот.
Все перестроил докатившийся голод.
Не считая шагов, вошел мужик
К хозяйке, чтоб объявить ей холод.
Он не желает топить паровик!
Он требует съедобной пищи!
Неподдельного хлеба! Жирных щей!
Он находит совершенно лишним
Терпеть в ее доме обилье вещей!
На этот раз Захар плюнул не влево.
Как велит колдовской оборот,
Но так, как вождю подобает
                                                 смелость:
Плюнул Захар вперед!
Подбор смертей подробен и уныл.
Ольга Ивановна завяла в кресле.
Рябина вымерла. Лег сенбернар без сил.
Сын Прохора погиб в Полесье.
Лошадиный старец, рыжий Чародей,
Полуослепнув, вышел из конюшни,
Побрел к воротам, тяжко захрапел,
Споткнувшись о любовь кудлатой Нюшки,
И умер у ракит, где он хозяйку ждал.
А все-таки нахлынули просторы!
Где только скудный чайник закипал,
Необычайные велися разговоры!
Громадный выбор свадеб, бед, удач!
Заветных ценностей широкая продажа!
Кипучий рынок, случай, рваный плач —
И барышня кармином губки мажет,
Чтоб студией отчаянье отбить.
Да, это было молодости время!
Вы скачку всадников не сможете забыть,
Юнцов последовавших племя!
Елизавета Ивановна, куда вы?
Старуха спешит на крыльцо.
В грудь снежная вьюга давит,
Когтями впивается в лицо.
Безумны бледные взоры,
Отвисла мокрая губа,
Грязноватых морщин узоры,
Бритая наголо голова!
Она в нижней юбке идет топиться
В замерзшем пруду.
Клавдия, дверь запри,
Схвати костлявую ношу,
Снежные слезы утри!
«О, как я одинока, бессемейная!
Смерть не так жестока,
Если бы семья!»
Раздается ночами сдавленный стон.
Коптит лампа. Дорог керосин.
Наконец-то в окне проясняется синь.
Новый день у окон!
«Едем это мы ночью в поезде. А я завалился спать на
верхнюю полку, потому как на станции здорово выпил.
Едем, едем. Я чую — скверно мне, тошно.
Нагнулся, не успел спрыгнуть, вырвало.
Да как! Прямо на лысину командира.
„Виноват!“ — кричу. А он осердился, ругал,
Ругал, да отослал в последний вагон
И запер на сутки. Протрезвел я. Гляжу:
Что-то вдруг вагон дернулся и назад
Покатился. Замотался я, как чурка!
Кричу, а сделать ничего не могу. Так
Обратно и покатил. И что бы вы,
Бабушки, думали? Этот вагон-то, в который
Меня посадили, на горе возьми
Да оборвись! Никто, надо быть, не заметил.
Поезд-то во весь дух и шел —
Прямо к белым в плен попал.
Так я один и спасся. Разбил окошко,
Выпрыгнул, пошел себе…» —
Рассказывал красноармеец Васька,
Закручивая в кухне махорку.
Лизанька слушает ясно
Про ту счастливую горку.
Хихикает, бодрится,
Хитрит, что она человек, как люди;
Что-то сделать силится,
Вроде мытья посуды.
У красноармейца хватало добродушья
Заседать на табуретке
Рядом со старухой душной,
Даже чинить ей баретки.
Играет с Лизанькой в карты
Необычный
Друг,
Курительный с ним досуг
Становится прочной привычкой.
Самое привольное место — кухня,
Пока семилинейная лампа
                                               не тухнет!
Аллея облысела от шагов
Потока серого прохожих.
Забор повален. Всякий будь готов
Лягнуть поверженное тоже!
Тверд, круто зелен яблок мелкий плод.
Разорванных мальчишек стая
Висит во весь фруктовый перелет,
Охотиться на снедь не переставая.
Как босиком шагают по стеклу,
Чуть-чуть ступили на дорожку
Маргаритки.
Чуть-чуть ступили по руслу
Недавней жизни перебитой
И призадумались! Нет сил
Подняться над разрухой выше,
Упругих, плавнокругих крыл,
Чтоб свить гнездо, хотя на крыше!
Головки повернули вспять
Не кормленные светом дочки…
Я вас люблю, я вас люблю опять,
Сквозь все года я вас люблю,
                                                       цветочки!
Поломанный, в торчках, колючках сад
Не оживляет пламенное лето.
Благоухания не возвращаются назад,
Упорствуя призывам жаросвета.
На сивой клумбе неожиданно смела
Вскипела вдруг одна живая роза!
Без родственниц! О, как она могла,
Без свежих рифм отважиться на это!
Был яркий день, шел с неба плотный жар.
Сад, превращенный в общие задворки,
Бесцельно солнце пожирал —
Дрожащий старец без подпорки!
А Лизанька, с клюкой, была недалеко.
Зажав в руке коробку жженых спичек,
Она послушать вышла на крыльцо
От современности отсталых птичек.
Ужасный вид! Как набережная
                                                     после наводненья,
Весь мусор лет не прибран, не прикрыт —
С ночным горшком гробов объединенье!
Идет, идет. Упала. Поползла.
— «Цветок последний сада — мой!»
Из тела ветхого угла
Вспых вожделенья огневой.
Красноармеец отказался ей помочь.

Рекомендуем почитать
Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.


Господин Пруст

Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.


Бетховен

Биография великого композитора Людвига ван Бетховена.


Элизе Реклю. Очерк его жизни и деятельности

Биографический очерк о географе и социологе XIX в., опубликованный в 12-томном приложении к журналу «Вокруг света» за 1914 г. .


Август

Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.


На берегах Невы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Короткое счастье на всю жизнь

У Владимира Высоцкого было три жены. Людмила Абрамова, актриса, мать двоих детей (Аркадия и Никиты) великого артиста и поэта, живет в Москве. Марина Влади, тоже актриса, живет в Париже. А третья… Она же первая и единственная с его фамилией, неизвестна почти никому.Иза Высоцкая — в девичестве Иза Константиновна Мешкова — окончила Школу-студию МХАТ в 1958 году, старше Владимира Высоцкого на два курса. Работала актрисой в Киеве (театр имени Леси Украинки), в Перми, в Ростове-на-Дону, во Владимире, в Лиепае.


Записки графа Е. Ф. Комаровского

Граф Е. Ф. Комаровский в своих «Записках» по сути повествует не только о своей жизни и жизни своего семейства. Его происхождение, положение при дворе сделали возможным не только наблюдать жизнь Российской империи в ее сложные времена, но и стать участником многих исторических событий. Именно поэтому «Записки» представляют интерес для всех, кто с научными целями или как любитель изучает историю России.