Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах - [61]

Шрифт
Интервал

В трамвае плакать можно,
На работе плакать нельзя.
На улице плакать можно,
Не оглянется никто.
На улице плакать можно
В воротник пальто.
Можно плакать на вокзале —
Шляпу на глаза,
Чтобы по имени не назвали.
На работе плакать нельзя.
Не закричав, не охнув,
Среди угрожающих дней
Отделайся насморком легким
В глазах мимолетных людей.

«Еловая веточка с фруктами шишек…»

Еловая веточка с фруктами шишек,
У рыночных купленная мальчишек,
Свежие свечки побегов пустила —
Ярко-зеленое множество милое!
Как нищий разнежен виденьем богатства,
Лакомлюсь я надежды яством,
Рыданья задвинув в глубь угла,
На миг жизнерадостью смугла.

«Заживо пропадаю без вести…»

«В имен друг друга частом восклицанье
Встречали мы зеленый смысл весны».
Заживо пропадаю без вести
Для единственно-близкого мне,
С кем могли мы быть счастливы вместе
И довольны вдвойне!
Заживо похоронена без сообщенья
Знакомым, друзьям, родным.
Нет для таких сожаленья,
Кто умер, оставшись живым!
Неудобно показываться людям,
Как без губ, без рук, без волос,
С истощенным желаньем чуда,
С переполненной веткой слез.

УПРЕК

Ты спал, погруженный
                                           в поток сновидений,
Мой старший товарищ,
По спутанным кровным путям.
И теплое бока во сне обнаженье,
И снов удивительное поголубенье
Вплывало под утра
Грохочущий мост.
Сюда, в средоточье подводных течений,
Как вскрывшийся голод,
Вдруг боль и упрек
Прорыли проходы,
Горло сдавили,
Застряли, как хлеба комок.
Ты сел и прислушался.
Сон, как рубаха,
Спадал, оказавшись чрезмерно
                                                          широк.
Ты сел и прислушался.
Дальний поступок,
Как голубь почтовый,
Врывался в висок.

ОГОРОДНАЯ ЗЛОБА ДНЯ

Жарким летом, наконец,
Вырос красный огурец!
Полюбуйся — как нелепо
С бабочкой играет репа!
Бал сама себе дает
Свекла, гладя свой живот!
Удалилась в угол брюква,
Всем соседям грубо хрюкнув.
Осторожно — здесь мокро!
Распотелася морковь.
Для чего гусака заманила
Вихрем шелковых юбок малина?
Салат без брюха, без лица
Задорен свежестью самца.
Обожало ворону под рваным плечом,
Стоя чучело средь овощей Кузьмичом.
Калитка взвизгнула визгливей всех калиток,
Свой летний плод взрастив — улиток.
Клубника пьет июльский жар луча,
Как мы, краснея, свой полдневный чай.
Нагретый видом стада бык —
Взбесился и напал парник.
Завела себе спаржа личико
И реснички, и одно плечико!
Стыдясь не кормящего бюста,
Томится похудеть капуста.

«Среди мужчин…»

Среди мужчин
                         с непосоленной кровью,
Размноженных лягушачьей икрою,
Бесполых, как столы и стулья,
Не отличающих плевка от поцелуя,
Подростков сорокалетних,
Холостяков многодетных,
Незнакомых с детьми отцов,
Любовников — сосунков,
Женатых до смерти старых дев,
Среди мужчин,
                           мной виденных везде —
Одно, одно воспоминанье…

«Кувыркаясь…»

Кувыркаясь,
                      стремятся в мосторги,
Падают
                 в универмаги
Перемученные женщины,
                                            как с дороги —
Стая птиц в одичалой отваге.
У окошка возникнув кассы,
Обгоняя одна другую,
Убедившись, что все напрасно —
Ринутся врассыпную!
Чем добыть — бидоном, портфелем,
Замужеством, уловкой —
Шелк, сукно, что лелеют
Заповедники на Петровке?
Витрины «Мосторга», «Универмага», «Самоцвета»
Пружинят не одно нутро.
Мечты весны, зимы, осени, лета —
Джемпер, свитер, фетр, трико…

«Утомительное изгнанье…»

Утомительное изгнанье
В монастырь скудных вещей!
Висит каждодневным знаменем
Грубошерстная юбка на гвозде!
Преграждает дорогу, как дождик,
Безнадежная безодежность.
Встретив в шубе меня бесформенной
Впопыхах на подземной платформе,
Комсомолец заметит: «Не бодрая,
А такая широкобедрая!»

ПОДРУГЕ

Нет больше светлого тепла
В опустошенном отношенье!
Стрелой разишь из-за угла
Мучительно-враждебных мнений.
Как странно это! Может быть,
Мы наказуемы задело?
Ты не успела полюбить,
А я уехать не успела.
И наш студенческий простор,
Где сочетанье книг и неба,
Внезапно выброшен на двор
И на грызню за корку хлеба!
Но уходя в свой бедный сад,
Где отражает мир рябина,
Я сберегу плечо наяд,
Ныряющее над тиной.
О, все могло быть хорошо!
И прелесть щек и вдохновенье!
Быть может, встретимся еще
Без перекипи огорченья.

«На последний сеанс…»

На последний сеанс
                                вытаращенного кино
Входит пара: духи «Монпарнас»
И толстошубный он.
Бесстыдством пьян добродушным
Знаток международных прав,
Как магометанин Коран душный,
Ночи изучил устав.
Томное ботикопожатье.
Задрожанье лести в губах.
В тесноте неизбежно объятье.
Торопливый смешок. Огорченное «Ах»!
Фильмолюбовь видовая
С прической страдающей у нее.
На зеленых подножьях Алтая —
Ревность мужа, ныряющий нож.
Знаток позабыл свой адрес,
Короткие пальцы, пенсне,
Разогревая радость
Горячим дыханьем всех.
Шатенки подбородок белый!
Воротничка шелковый ажур!
Предопределил млечным мелом
Взаимную склонность Амур.
Развивать ли дальше
Аппетиты толстяка?
Софизмы страстной фальши
Опытного языка?
Знаток осуществляет прекрасно
Международные права,
По черному атласу
Гладя ее рукава!

ВЛИЯНИЯ

Мы спим с тобой с голубой теплотой,
Со страстью избранных левкоев,
Но все же влияния жестких пустот
Продолжают меня беспокоить.
Сладость объятий необходимых
Найдена так до конца!

Рекомендуем почитать
Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Короткое счастье на всю жизнь

У Владимира Высоцкого было три жены. Людмила Абрамова, актриса, мать двоих детей (Аркадия и Никиты) великого артиста и поэта, живет в Москве. Марина Влади, тоже актриса, живет в Париже. А третья… Она же первая и единственная с его фамилией, неизвестна почти никому.Иза Высоцкая — в девичестве Иза Константиновна Мешкова — окончила Школу-студию МХАТ в 1958 году, старше Владимира Высоцкого на два курса. Работала актрисой в Киеве (театр имени Леси Украинки), в Перми, в Ростове-на-Дону, во Владимире, в Лиепае.


Записки графа Е. Ф. Комаровского

Граф Е. Ф. Комаровский в своих «Записках» по сути повествует не только о своей жизни и жизни своего семейства. Его происхождение, положение при дворе сделали возможным не только наблюдать жизнь Российской империи в ее сложные времена, но и стать участником многих исторических событий. Именно поэтому «Записки» представляют интерес для всех, кто с научными целями или как любитель изучает историю России.